www.kadet.ru - кадет, суворовец, нахимовец

Виктор Гастелло "Иди в лётчики" журнал "Боевое братство"
ИДИ В ЛЁТЧИКИ

Каждый школьник-выпускник осмысленно или неосмысленно стоит перед жизненным выбором своего пути. Я, выпускник Калининского суворовского военного училища, тоже думал о своем будущем. Но в 1951 году вряд ли ожидалось что-либо необычное и интересное. До этого уже прошло три суворовских выпуска, и разносол был крайне ограничен. Так, предлагали парочку артиллерийских, летных и танковых училищ, остальное — сплошь пехотные училища, слегка разбавленные десантными. Ни о каких других училищах, тем более военных академиях, вопрос и близко не стоял. Но меня вдруг осенило, и я решил обязательно поступить в академию им. Жуковского.

«Поступлю в академию, выучусь и стану авиаконструктором, известным», — с некоторой долей скромности подумалось мне.

Теперь я обзавелся множеством учебников по аэродинамике, конструкции самолетов, читал биографии великих летчиков.

На зимних каникулах я твердо решил пробиться в академию им. Жуковского и там обстоятельно все разузнать. Как ни странно, но через несколько часов, проведенных в комендатуре, мне удалось получить пропуск для прохода на самолетный факультет академии. Я был в суворовской форме, очень строгий и подтянутый. Вскоре подполковник из учебного отдела, который со мной беседовал, изменил тон, убедившись в моих глубоких и обстоятельных авиационных знаниях.

— Я буду очень рад, если вы поступите к нам на факультет, каждый школьник имеет полное право поступить на любой факультет академии.
— Что необходимо для поступления в академию? — поинтересовался я.
— Все очень просто, только хорошо сдать вступительные экзамены и пройти медицинскую комиссию.
— Но я — суворовец, и меня могут не отпустить в академию на экзамены.
— Могут, — согласился подполковник, — тем более у нас в академии суворовцы еще никогда не учились. Сейчас конец занятий, — подполковник посмотрел на часы, — пойдет первый курс, среди них тридцать курсантов-рядовых, на следующий год им присвоят звание лейтенантов. Хотите посмотреть?

Он открыл дверь, и мы вышли в коридор. Как раз прозвучал звонок, аудитория открылась, и большая группа слушателей рядовых вперемешку с офицерами вывалилась в коридор.

— Вот посмотрите на того рядового, высокого, черного — это сын Кагановича, рядом с ним идет невысокий парнишка — это сын Серова, начальника КГБ…Списки можно продолжить, — усмехнулся подполковник, — на самолетном факультете простых людей нет. Впрочем, вы тоже не лыком шиты, так что дерзайте…

Желание дерзать у меня еще больше окрепло на Ленинградском проспекте, когда я вышел из академии. Тем более я неожиданно вспомнил, что рядом находится штаб московского военного округа ВВС. Пойду-ка я в штаб к командующему округом Василию Сталину. Может, посодействует мне, ведь он знает мою бабушку. Но в штаб округа меня не пустили, даже разговаривать не стали. Дежурный офицер обещал меня арестовать, если я не уйду из проходной комендатуры.

Выйдя, я, конечно, пережил полное отчаяние, но все же вспомнил, что дома мать и бабушка. Оказалось, мать общалась с Василием Сталиным всего несколько раз в жизни и давно, не то, что бабушка.

— Встречалась я с ним и разговаривала неоднократно, — вспомнила бабушка,— на приемах в Кремле, на встречах с героями-летчиками и по другим случаям. Всегда он обязательно подходил ко мне, обнимал и спрашивал: «Как дела, как здоровье, мать?»
— Бабуля, вот и попроси его, чтобы он меня принял с личной просьбой, или сама за меня похлопочи.
— Ладно, Витя, — согласилась бабушка, — телефон у меня его есть, но мы давно, уже год не перезванивались.
Честно говоря, про разговор с бабушкой я почти забыл, развлекался с приятелями, отдыхал на школьных каникулах, оставалась всего-то пара дней.
— Ты готов? — неожиданно спросила бабушка. — Я дозвонилась до Васи, так что завтра утром он тебя ждет в штабе.

Я пришел в дикий восторг:
— Бабуля, дай я тебя поцелую!
— Ладно, — проворчала она, — лучше будь послушным и внимательным.

Боже, каким другим я мог быть? Попасть на прием к самому Василию Сталину!

Я чистил пуговицы и сапоги, гладил брюки, даже перед зеркалом ходил строевым шагом и делал повороты на месте. В общем, в назначенное время меня пустили в штаб, и я пошел по широкой аллее вдоль голубых елей. В помещении штаба я поднялся на второй этаж, и адъютант почти без промедления протолкнул меня в кабинет. Я увидел в огромном шикарном кабинете генерала, который сидел за большим письменным столом и что-то быстро писал. Я обмер и, махая руками вперед до пряжки и назад до отказа, четким строевым шагом пошел к столу.

— Товарищ генерал, суворовец Гастелло по вашему приказанию прибыл.
Генерал неожиданно поморщился:
— Ты чего орешь, как резанный, говори тише. Что тебе?
— Вот прибыл, товарищ генерал, — я повторил фамилию.
— А-а, как живет Анастасия Семеновна?
— Так точно, хорошо, товарищ генерал, вам привет передает.
— Спасибо, только ты так не ори. И можешь называть меня просто Василием или Василием Иосифовичем. Так, говори, что тебе надо, да покороче.

Я в краткой форме изложил Василию Иосифовичу все свои мечты и желания.
— Постой-ка, — неожиданно оживился Василий Сталин, он встал, обошел стол и присел с краю.

Он оказался невысокого роста, но подтянутым, худощавым и щеголеватым. Форма генерал-лейтенанта ему явно шла.
— Зачем тебе нужна академия Жуковского, иди в летчики и только в летчики! Вот у Микояна — три сына и все летчики, — он потемнел лицом, — правда, один погиб под Сталинградом, другого сбили под Москвой, горел, но все, слава богу, обошлось.
— Еще погиб сын Никиты Хрущева Леонид, погиб Тимур Фрунзе, которому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, потеряла сына Ибаррури Долорез, — перечислил я еще несколько знаменитых имен, которые знал.
— Все верно, — согласился Василий Сталин, — есть еще Лева Булганин, который иногда со мной летает в паре. — Наверно, есть еще летчики — дети знаменитых родителей.
— Есть такие, — согласился Василий Сталин. — Надо вспомнить, но это ребята помоложе. Вот, например, сын покойного Щербакова, хороший летчик. Имел всего один боевой вылет 9 мая над Берлином. В тот же вечер уехал хоронить отца — начальника Главпура, секретаря МГКа, члена Политбюро.
— Василий Иосифович, однако, зеленая молодежь имеет другие ориентиры: вот мне известно, что сыновья Кагановича и Серова пошли на самолетный факультет академии.
— Пошли, говоришь, — Василий Сталин почти со злостью ударил рукой по столу, — получат изнеженное воспитание, возиться с ними будут, как с Игорем Чкаловым: Борисоглебское училище он завалил, вот теперь осел в академии им. Жуковского, тоже учится. Нам такие хилые летчики не нужны, нам нужны крепкие ребята.

Мне немножко стало обидно за тех, кто шел в «Жуковку». Чтобы отвлечь Василия от неприятного разговора, я его спросил:
— Василий Иосифович, вы открывали последний воздушный парад над Красной площадью в ноябре прошлого года?
— Конечно, я, все последние парады открываю только я, — он улыбнулся не без самодовольства, — в этот раз я пилотировал тяжелый Ту-4, сидел в левом кресле, как положено начальнику, справа сидел генерал Виктор Грачев, комдив, тот самый, который со Сталиным летал в Тегеран. Сбоку нас экспортировали два маленьких Миг-15. Красота… пришлось полетать, чтобы освоить Ту-4. Вот так.

Тут я набрался наглости и выложил Василию Сталину всю правду-матку.
— Василий Иосифович, а ведь пролет авиации на последнем параде начался несколько раньше.
— Хватит брехать, все прошло точно.
— Нет, Василий Иосифович, авиация пошла чуть раньше, наши суворовские, а за ними и нахимовские училища только вступили на площадь, как полетела авиация. Как известно, авиация должна начинать пролет вместе с техникой, а тут все смешалось, оркестр было не слышно, глухо стучали барабаны, строй наш сбился, мы пошли вразброд, и спасло то, что на нас никто не смотрел. Буквально все, в том числе и Иосиф Виссарионович, подняли головы и смотрели только на пролет авиации.
— Я специально проверю, такого быть не должно, —сказал Василий Сталин. Он встал, подошел ко мне и протянул руку: — Ну, давай прощаться, господин суворовец, — он тепло пожал мне руку, — сделаю все, что смогу, если что не так, то не обессудь. Вы теперь все идете в «Жуковку», ну что ж, вольному воля, спасенному рай...

— Бабуль, — сказал я дома бабушке, — тебе привет от Василия Сталина.
— Это хорошо, Витя. Значит, не забыл старую.
Мать стояла рядом, переживала за меня и молча поцеловала.

Больше мы никогда с Василием Сталиным не виделись. Через год он поступил учиться в академию Генерального штаба, еще через год умер Иосиф Виссарионович Сталин, что отразилось на судьбе Василия самым печальным образом. Он был осужден и пять лет отсидел во владимирском централе. Позднее его выпустили с правом проживания в Казани, где он и прожил несколько лет. В 1962 году в возрасте сорока с лишним лет он при загадочных обстоятельствах скончался.

А тогда, после разговора с Василием Сталиным, особых иллюзий я не питал. Откуда ему, блистательному генералу, помнить разговор со мной. Но все оказалось иначе. В мае в нашем суворовском училище находился генерал-лейтенант Морозов, командующий военными учебными заведениями сухопутных войск. До 1943 года он воевал, командовал армией, в 1943 году его неожиданно отозвали с фронта и предложили вот такую неожиданную должность. Конечно, вначале он противился, аргументируя тем, что он боевой генерал. Тогда ему объяснили, что, например, суворовцы — это будущие офицеры, наши кадры, это продолжение славных традиций русских кадетских корпусов. Генерал согласился, он регулярно посещал суворовские училища. Вот и теперь он посетил Калининское суворовское училище. Вечером перед сном, а он ночевал в кабинете начальника училища, меня неожиданно вызвали к нему. Удивленный, на негнущихся ногах, я вошел в кабинет к Морозову. Он готовился ко сну, и меня поразило то, что кабинетный диван был переложен примерно шестью матрасами. Видно, любил он мягко поспать, как принцесса на горошине. Я представился, генерал приветливо поздоровался.

— Вам привет от Василия Сталина, — сказал он, — он все помнит, но, к сожалению, ничего сделать не может, есть постановление ЦК на этот год всех суворовцев, абсолютно всех, распределить в строевые училища. Вам первому предложат право выбора училища, которое вы пожелаете.

Прощался Морозов со мной тоже крайне вежливо. К сожалению, его дальнейшая судьба оказалась весьма печальной. Позднее, годы спустя, он командовал военной кафедрой Московского университета. На занятиях перевернулся бронетранспортер со студентами, несколько человек погибло, Морозова тотчас уволили.

Несколько дней я думал о будущем, академия отпадала, выбирать можно было только из того, что предложат. И тут меня осенила мысль пойти в летное училище и только туда, в академию я всегда успею.

При распределении меня, действительно, вызвали первым и предложили весь список на выбор. Все предлагалось традиционно: два артиллерийских, два танковых, два летных училища, все остальное пехотные и десантные. Не задумываясь, я выбрал летное училище — Чугуевское, что под Харьковом.

Еще в суворовском училище я надел авиационную летную форму и принял военную присягу. До Чугуева я добирался через Харьков на перекладных, там нас собрали ровно взвод суворовцев для дальнейшего обучения на первом курсе, так называемом теоретическом батальоне. В тот же день мы, несколько человек, чуток задержались на обед, как тут же попали на гаупвахту, на которую нас срочно отправил комендант аэродрома, старший лейтенант Волков, личность, по-своему, легендарная. Волков комендантом училища служил давно, а потому, не делая ни для кого исключения, наказывал и Кожедуба, тогда сержанта, но уже летчика. Тем более Кожедуб дисциплиной не отличался. Прошли годы, и трижды Герой Советского Союза Кожедуб встретил все еще старшего лейтенанта Волкова.

— Ну, что, — сказал Кожедуб, — у меня уже три звезды на груди, а ты все еще три маленьких носишь на погонах.
— Я свое дело знаю твердо, — сходу ответил Волков и тут же задержал проходящего мимо курсанта за неотдание чести.

Кожедуб засмеялся, он понял, что Волков весь состоит из инструкций и правил воинского устава и прямолинеен, как парадная дорожка.

Мы, пять курсантов бывших суворовцев, хотели было попасть на обед, тем более от казармы до столовой рукой подать, надо пересечь-то всего лишь границу комендатуры, что категорически запрещалось. Требовалось идти всегда с песней в обход через дальний сквер. Мы попытались бегом проскочить и точно попали Волкову в объятия, который, похоже, нас ждал. Но гаупвахтой мы были очарованы, ее узкие и высокие окна выходили как раз всего метрах в 20-ти от начала рулежной дорожки. Сначала мы любовались взлетом Ла-9, а позднее начали восхищаться стартом знаменитых МИГ-15. Их на аэродроме было всего два, летали на них пять летчиков-выпускников. Они ходили такие гордые, им вслед все смотрели с завистью, хотя инструктора поговаривали, что МИГ-15 проще в управлении, чем Ла-9. На гаупвахте мы провели всего одну ночь, потом нас отпустили.

В этот же день произошло ЧП. После обеда мы развалились на поляне покурить, наблюдая за Ла-9, который пилотировал в зоне. Вдруг у Ла-9 сорвался капот, полетели еще какие-то детали, он загорелся и начал беспорядочно падать. Так произошла катастрофа, летчик-курсант разбился. Мы бросились бегом туда, где упал самолет, но это место уже успели оцепить офицеры. Естественно, нас не пустили. На следующий день сухо прозвучал залп салюта, и погибшего парня автомашиной отправили на родину.

Начались огорчения и у меня, неожиданно я не прошел медкомиссию и был отчислен из училища. Меня как суворовца отправили снова в Москву, а там началась полная неразбериха. Сначала предложили десантное рязанское училище, а позднее знакомый офицер при встрече сказал:
— Давай я тебя устрою в Калининградское артиллерийское училище, не пожалеешь.

Туда я и поехал. Мне после ухода из авиации было все равно, я весь как-то сник и стал равнодушным. Я не мог слышать и видеть летящий самолет. Слезы наворачивались у меня на глазах, когда я вспоминал авиацию. Но мечта в душе продолжала жить. После артиллерийского училища я отслужил положенные два года и подал рапорт в академию Жуковского, хотя это и не было моей войсковой специальностью. Но тогда такие переходы в другие виды и рода войск еще разрешались, кроме самолетного отделения «Жуковки», куда брали только офицеров и только по профилю. Я фанатично хотел попасть в академию им. Жуковского, а потому последний год жил только в мире учебников, большинство предметов выучил наизусть, задачи узнавал по чертежам и схемам. Из огромного приема в академию я один сдал все экзамены на круглые пятерки, но, как мне дали понять, своим успехом я полностью не воспользовался: в академии самым модным и престижным считался радиотехнический факультет, туда поступали по блату дети и внуки знаменитых родителей. Учились на факультете внук Хрущева, сын Буденного, потомок Щорса, на год старше учились сын Черняховского, внук Сталина — Джугашвили и другие. Я же принципиально поступил на факультет вооружения и не ошибся.

Там оказались чудесные преподаватели, многие с университетским образованием, а главное, рядом располагался великолепный спортзал, в котором можно было заниматься много, долго и успешно, ведь я фанатично любил гимнастику.

Виктор ГАСТЕЛЛО