Армейская история
(быль)

Глава 4.
Октябрь 1984 года. Афганистан. Район Чарикара.

Ох уж этот Афганистан! Больше пугали. Ничего страшного Анисимов здесь не увидел. А вот магазины ему понравились. И те, что находились в военных городках, и в которых продавалось то, чего он никогда в Союзе не видел, и еще больше дуканы - торговые лавки афганцев. Вот в них то уж действительно было все, что есть на белом свете, и что можно только вообразить. Закрываешь глаза и говоришь - хочу двухкассетный магнитофон. Открываешь глаза, а дуканщик уже держит его перед тобой. Хочу телевизор Сони. Пожалуйста, вот он. Хочу пистолет. Получи. Хочу кожаный плащ! На! Хочу конфеты "Мишка на севере" фабрики Рот-Фронт! Тоже есть? Да чего же тогда у вас нет?
- Э-э, - смеется дуканщик, - если чего и нет, в Кабул позвоню, через три дня приходи, привезут…
Первую неделю Анисимов только и делал, что подсчитывал, сколько он получит чеков , что на них можно купить, и самое трудное - решал, что же все-таки покупать на будущие деньги, которых оказалось так мало, а купить хотелось так много.… И, наконец, через неделю список был готов.
Офицеры роты, в которую он попал служить, понравились ему очень сильно. Ротный "без базара" под будущую зарплату организовал пять бутылок водки, под закуску пошел сухой паек, а послушать последние новости из Союза собрались почти все офицеры и прапорщики батальона. Анисимов был крайне польщен, еще никогда в жизни такое количество офицеров не оказывало ему столько знаков внимания, поэтому он с жаром и чувством гордости от собственной значимости рассказывал последние новости.
Солдаты оказались самые обычные. Никакие не супергерои, как расписывали их газеты и журналы. А в основном такие же обезьяны, как и в Союзе. В первое его дежурство по батальону, когда Анисимов, мечтая о будущих покупках, сидел в ротной канцелярии, в дверь, тихонько постучавшись, заглянул солдат:
- Товарищ прапорщик! Разрешите?
- Ты кто? Чего надо? - недовольно пробурчал Анисимов, вырванный из сладких грез.
- Рядовой Исаков, - представился солдат, втискиваясь в дверь и прикрывая ее за собой, - у меня к вам важное дело!
Прапорщик недоуменно рассматривал его. Маленький неказистый солдат с прилизанными и зачесанными набок редкими светлыми волосиками смотрел преданно и нежно.
- Ну, говори.
- Товарищ прапорщик! У нас в роте голубые есть! - от важности сообщаемого Исаков даже приоткрыл свой маленький ротик, высунув кончик языка.
- Чего!? - подскочил прапорщик, - Чего ты несешь?
- Честное слово! - закивал головой солдат, - Только я не могу вам рассказать, кто именно.
Анисимов почувствовал, как у него в голове начался активный умственный процесс, и зашевелились мозги. Неужели в свое первое дежурство он вскроет гнездо разврата? Вот будут уважать его ротный и другие офицеры! Только бы не спугнуть этого недоделка.
- Почему это ты не можешь? - ласково заговорил он с солдатиком, - Ты понимаешь, что это твой долг, как любого советского гражданина!
- Ага! Вы хоть представляете, что они могут мне сделать, - сделал плаксивую рожицу солдат, - но я расскажу вам, если вы дадите мне две банки сгущенки…
Прапор подскочил к шкафу, где валялись остатки сухого пайка и начал требушить пакеты. Черт! Только одна банка!
- Одна… - расстроено повернулся он к Исакову и увидел, как тот вожделенно уставился на банку, напоминая своим видом кролика перед взором удава.
- Ладно, я расскажу, - затараторил солдатик, словно боясь, что сгущенку сейчас уберут, - представляете, прошлой ночью подходит ко мне младший сержант Аймаров и предлагает переспать с ним! Не просто переспать, а чтобы я свой зад ему подставил! Ну, разумеется, я отказываюсь, так он - как давай меня уговаривать! Мол, дай хотя бы между ляжек поводить. Я не соглашаюсь. Он и объясняет, что это не считается. Ну, я прикинул, что и действительно - это не считается, и дал ему между ляжек себе поводить за два кило печенья.… Вот! Представляете! Аймаров - голубой!
Анисимов сидел ошарашенный, в голове мысли перепутались, решая непосильную даже его светлому разуму задачу. То, что он вскрыл гнездо разврата - это точно. Но вот является ли гомиком Исаков или нет?.. Ведь он сам пришел и рассказал?.. Может быть, действительно между ляжек не считается?! А если считается, то по зоновским законам и он, прапорщик Анисимов, общаясь с этим гомиком, автоматически причисляется к ним. Мысли зашкаливали в голове, грозя разорвать ее на мелкие части…
- Все, - кивнул он солдатику, - иди…
Тот выхватил из рук Анисимова банку, про которую тот и забыл и, словно боясь, что прапор передумает, рванул из канцелярии.
Прапорщик еле дождался утра. Как только глаза связывала дремота, перед взором появлялся Исаков, который пытался раздвинуть ему ляжки и что-то вставить. Он подскакивал в ужасе, отмахиваясь руками, и облегченно видел, что рядом никого нет. Как только из своей комнатушки вышел командир роты, Анисимов сразу же кинулся к нему:
- Товарищ капитан! Разрешите срочно с вами переговорить!
Тот удивленно разглядывал изнеможенного прапорщика и, понимая, что что-то произошло, кивнул и прошел в канцелярию.
- Что случилось?
- Товарищ капитан, ничего не случилось, разрешите у вас узнать, что из себя представляет рядовой Исаков?
Тот весело рассмеялся:
- Кто? Этот придурок? Он тебя, поди, достал за ночь? Не обращай внимания! Во! Видал, каких нам недоносков из Союза присылают! Он вообще не должен был идти в армию, так как годен только к нестроевой. После того, как его в детстве лошадь копытом по голове лягнула. А он сам напросился и вдобавок как-то добился, чтобы еще и в Афганистан направили! Ты с ним поосторожней. Он к нам бегает про солдат докладывает, к замполиту полка бегает, на офицеров стучит.… Представляешь, какие солдаты в Афганистан служить попадают. И самое обидное - придет такой урод к себе на родину, будет сказки рассказывать, как он здесь воевал. На собрания в родную школу приглашать будут. Героя - интернационалиста, вашу мать. Вне конкурса куда-нибудь в университет на престижный факультет типа юридического поступит. И станет этот Исаков каким-нибудь начальником-юристом местного разлива и еще будет нас уму-разуму учить…

Глава 5.
Ноябрь 1984 года. Афганистан. Джелалабад.

Дмитрий Воинов считал, что ему крупно повезло. Сейчас воспоминания о Кушке не казались такими отвратительными, как тогда, когда он был там в учебке . После Сибири, где он родился и вырос, Средняя Азия показалась ему раем и адом одновременно. Райскими были произрастающие здесь в изобилии фрукты, виноград, арбузы, и особенно ароматные узбекские дыни, столь божественно вкусные в этом по настоящему жарко-адском месте.
Адом были кроссы и марш-броски по пустынной местности, полевые выходы с полной выкладкой на огневую подготовку, убийственная жара и постоянный пот - разъедающий кожу, одежду, щипающий раздраженные воспаленные веки. Непривыкший к нормальному функционированию в беспощадной жаре организм не мог приспособиться ко сну в душные ночи, и от постоянного недосыпания Димке иногда казалось, что он сойдет с ума. В этом непрерывном сумасшествии местные узбеки были добрыми ангелами, сошедшими на землю и сующие проходящим через кишлаки солдатам фрукты, зелень и лепешки.
А потом вдруг незаметно наступил перелом. Он сам не заметил, когда перестал потеть во время кроссов. Правда, оказалось, что он похудел на семнадцать килограмм, зато по ночам он теперь не маялся, а спал. Организм перестроился, изменил режим восстановления своих истощающихся ресурсов и начал легко переносить среднеазиатский климат.
Поэтому перелет в Афганистан Димка перенес легко. Было страшно, непривычно и романтично. Пугало все. Суровые беспощадные горы, которые тысячами глаз наблюдали за непрошеными пришельцами и ждали их малейшей ошибки, чтобы сожрать. Пугали дружелюбно улыбающиеся глаза афганцев, которые втыкали в спину острый враждебный взгляд, только стоило отвернуться. Пугала зеленка , готовая в любой момент разорваться автоматной очередью. Пугала дорога, разбитая и вечно заминированная, о чем говорила кинутая на обочинах сгоревшая военная техника.
Вместе с двумя десятками новобранцев Димка попал в Джелалабад , где его почти что сразу "купил" дочерна загорелый прапорщик, молча осмотревший молодых солдат и ткнувший в Димку пальцем:
- Фамилия?
- Воинов, - неуверенно произнес Димка, поднимаясь с табуретки.
- И фамилия подходящая, - удовлетворенно хмыкнул прапорщик и повернулся к отвечающему за распределение солдат капитану, - мне этого.
Повернулся, было уходить, остановился, и снова скупо бросил Димке:
- Вылет через два часа. Вещи собери. Смотри, ничего не забудь. Сюда ты вернешься в лучшем случае через полтора года.
- Товарищ прапорщик, а куда я? - подскочил Димка.
- Куда надо! Прилетим - увидишь.
На вертушке они летели около часа. По пути всех веселил молодой лейтенант, развозивший по заставам почту, и без умолку рассказывающий смешные истории. Только "купивший" Воинова прапор вполглаза дремал, тихонько посапывая и периодически ударяясь от качки головой о борт вертушки, абсолютно этого не замечая, отчего Димке начало казаться, что мозгов у него нет вообще.
- В Средней Азии всю работу по дому делают женщины, - начал очередную байку лейтенант, - стирают, гладят, полы моют. Для азиатского мужчины посуду помыть - унижение. Вот приходит какой-нибудь узбек в армию служить, а его бац - в наряд по столовой, где и полы помыть надо, и посуду, и парашу вынести. Он в штыки - не буду! Бить его нельзя, уговоры тоже не действуют. А он за живот держится - мол, болит, ничего не могу делать. Как быть? Не будут же за него другие всю работу делать! Я в Союзе на БАМе служил, так у нас один фельдшер из санчасти свой способ лечения подобных умников изобрел. Приводят к нему такого узбека, тот еле идет, при этом сгибается от "страшных болей", которые ему работать не дают. А фельдшер этот, хохол по национальности, фамилия у него интересная - Мельник, внимательно так выслушает, заботливо покивает головой, и таблетку даст выпить. А таблетка - слабительная. Через минуту спрашивает, ну что, мол, не прошел живот? Тот морщится, ой, нет, "сильна балит"! Тогда Мельник глубоко задумается, и дает команду на живот ложиться и портки приспустить. И ставит ему здоровенную клизму! Представляете, слабительное дать, и еще клизму подставить! Тут никакой самый крепкий организм не выдержит. И начинает этого узбека то в холод бросать, то в жар, то бледнеет бедолага, то краснеет. Наконец не выдерживает он, и в туалет просится. А весь фокус заключался в том, что туалет находился на улице, метрах в тридцати от санчасти, и чтобы его не загаживали другие солдаты, туалет постоянно держали под замком. Здоровым таким, амбарным, насквозь проржавевшим, и по той причине чтобы открыть его, требовалась определенная сноровка и несколько минут времени. И начиналась комедия! Все собирались у окон, чтобы понаблюдать, как узбек в туалет сходит…. Несколько шагов он проходит нормально, потом вдруг раз! И замер! При этом, крепко-накрепко сведя ноги…. Народ за животы от смеха держится. Ага, смотрим, отпустило немножко его, и он мелкими шажками начинает семенить к туалету. Вот вроде бы немножко осталось, а он вдруг как замрет, будто наткнулся на что-то, и вздохнуть боится. Мы по полу катаемся, не можем спокойно смотреть на это. А он глаз отвести от заветной двери не может. Тут живот только утихомирится, он - как рванет к туалету! Ноги напряжены и прямы как ходули, при этом еще и сведены, отчего тощий зад виляет из стороны в сторону. Ну, все, вот она дверь, вот спасение, а не тут то было! Ключ в замок вошел, а не поворачивается. Он и так, и этак, а последние силы на сведение ног уходят! Опять замрет - ни чихнет, ни пукнет. Это видеть надо. Зима, туалет, ржавый замок, и дополняющий эту неповторимую картину застывший как легавая перед уткой, узбек. Ну, все, не может больше он! Собрался с последними силами и яростно накинулся на замок, и тот наконец-то поддался! Да только бросив все силы на замок, он ослабил ноги, да и они, видимо, уже не выдержали долгого напряжения, потому что вдруг смотрим, замер наш больной, плечи обречено опустились, ноги расслабились, и сзади на штанах пятно начинало расползаться…. Ох, не могу! Так после этого, вы думаете, он еще хоть раз согласится в санчасть идти? Он будет делать любую самую грязную работу, но только чтобы в санчасть не идти….

Глава 6.
Декабрь 1984 года. Афганистан. Район Баграма.

- Товарищ подполковник, майор Черкасов прибыл для дальнейшего прохождения службы! - представился Черкасов командиру полка в его кабинете.
Тот кивнул, с интересом рассматривая нового подчиненного, и показал на стул:
- Присаживайтесь. Ну, как первые впечатления о земле Афганистана?
- Честно сказать, товарищ подполковник, пока ничего не понял, - ответил Черкасов, - впечатлений очень много, все непривычно, но думаю, что немного послужу - разберусь.
- Похвальное рвение, - кивнул командир, - главное, чтобы в процессе ознакомления со службой и приобретения боевых навыков, вы не наломали дров. Афганистан - не Советский Союз, и многое необходимо оценивать совсем по-другому, чем там. Здесь летчик наделен особой самостоятельностью в принятии решения. Иначе нельзя. Практически невозможно предусмотреть все те ситуации, в которые попадают ежедневно наши экипажи. Летчику на месте виднее, можно взлетать, или необходимо переждать непогоду, где лететь и как лететь. И в принятии решения главную роль играют опыт, мастерство, знание района, умение прогнозировать изменения атмосферных явлений. Здесь не учебные полеты, и от принятого вами решения зачастую зависят человеческие жизни, что накладывает на вас очень тяжелый психологический и моральный груз. Поэтому не обижайтесь, но первое время поработаете вторым номером, в паре с капитаном Кравцом, настоящим асом.

* * *

Как ни ожидал боевого крещения Черкасов, как ни готовился к нему, а прошло оно совсем не так, как виделось ему. Удары пуль крупнокалиберного пулемета по корпусу вертолета раздались неожиданно, и Черкасов растерялся. Земля вдруг вздыбилась, и навстречу стремительно снижающейся винтокрылой машине понеслись узкие полоски земли и скалы. Казалось, все это внезапно сорвалось и неудержимо опрокидывалось на вертолет, над которым блестел узкий диск вращающихся лопастей несущего винта.
Черкасов почувствовал, как сердце сковывает холод страха. Хуже всего, что он не знал, чего ему бояться больше, попадания пули в его такое незащищенное тело, возникновения неисправности в машине и как следствие этого последующего падения, или тех сумасшедших маневров, которые вытворял в воздухе Кравец, уводящий вертушку из-под обстрела. Капитан Кравец сидел спокойно, обхватив сильной ладонью ручку управления, заметно наклонившуюся вниз. Да что же ты делаешь, с ужасом подумал майор, да выводи же машину из пикирования!
Вертолет на максимальной скорости проскочил опасный участок, повторяя в узком ущелье все его повороты. Слава богу, до аэродрома дотянули, и лишь на земле обнаружили, что в нескольких местах пробиты редукторный отсек и лопасти несущего винта.
- Ерунда, - безмятежно заметил Кравец, - было и похуже. Видел бы ты, как мы садились с перебитым тросом, ведущим к хвостовому оперению….
И только сейчас, когда Черкасов твердо стоял обеими ногами на земле, он по настоящему испугался. Только на земле он понял, что стреляли в него, и это его, майора Черкасова, отца двух маленьких прелестных девчушек хотел убить невидимый стрелок. И если бы не мастерство Кравца с его шальными выкрутасами, сегодня двумя сиротами могло стать больше. Это осознание сиротства своих дочерей, дикая мысль, что он может их больше никогда не увидеть, поразила и напугала Черкасова больше всего.
Через неделю боевых вылетов служба в Союзе казалась Черкасову далекой и нереальной. Каждый день приносил что-то новое, каждый день заставлял проходить очередное испытание. Ветер и жаркое солнце обжигали лицо. К вечеру куртка твердела от соли. Выданный Черкасову новенький синий форменный комбинезон очень быстро стал бледно-голубым.
Почти что каждую посадку приходилось выполнять на площадках, которые впервые увидел лишь с воздуха. Иногда они едва превышали размер вертолета, и главное при этом было умение выбрать такое место, чтобы потом можно было взлететь.
Кравец учил его садить вертолет. Это был не Союз, где крен при маневре ограничивался минимальными величинами. Здесь снижались очень круто - из соображений безопасности. Чем быстрее ты снижаешься, тем меньше у духов времени прицельно выпустить по тебе ракету и тем больше у тебя шансов выжить. Кравец учил его думать, рассказывал о районах, где приходилось работать, об опасных участках. Над опасным участком вертолет набирал высоту в сторону солнца. В таком случае зенитная ракета духов вряд ли сможет "захватить" вертолет, ведь солнце для тепловой самонаводящейся головки становится более мощной "целью".
Иногда приходилось совершать невероятное. Черкасов первый раз пошел в свой самостоятельный полет в паре с Кравцом, который шел ведущим вертолетной пары, и надо было снять с горы тяжело раненого хадовца . Пока Черкасов прикрывал Кравца, тот пытался подойти к группе афганцев, которые махали ему руками со скалы. Сесть было негде - горы. Единственное, за что можно было зацепиться только одним колесом, был тонкий гребень. Черкасов с ужасом наблюдал, как Кравец касался гребня передним колесом, но забрать раненого не мог. Дверца при этом находилась метрах в трех от земли. Пробовал подойти боком - не вышло: обрыв. Потом Кравец заметил рядом каменную гряду и боком притерся к ней. Сумасшедший! Но хадовца забрал….

* * *

Черкасов готовился к очередному вылету, когда появился этот пехотный офицер.
- Мужики! Ну, возьмите с собой, - заканючил старлей, возвращающийся на свою заставу после госпиталя, - вам все равно по пути, даже крюк делать не надо. А то до оказии я еще неделю здесь просижу. У меня ведь там мои бойцы….
- Слушай, пехота, - покачал головой Черкасов, - ты понимаешь, что нельзя? Не дай бог что-нибудь случится, с нас три шкуры спустят.
- Да вы что! - округлил глаза старлей, - Да чтобы с вами что-нибудь могло случиться?! В жизнь не поверю! Да на таких вертушках, да на таких красавицах! Да с такими асами!
Видя, что не может пронять летчиков, он вдруг смолк, задумчиво уставившись на штангу приемника воздушного давления, и неожиданно добавил:
- И пушка у вас пусть не большая, зато такая мощная….
Этого летуны выдержать не смогли. Фраза старлея утонула в громовом смехе летчиков, механик согнулся в три погибели, держась от хохота за живот, у Черкасова от смеха даже слезу пробило. Отсмеявшись, они переглянулись.
- Ну, старлей, рассмешил, - кивнул Черкасов, - ладно, тащи вещи, вылет через час.
* * *
Старший лейтенант Демагин был доволен. Повезло. Удалось уломать летунов, и наконец-то он добрался до своего взвода, по которому успел соскучиться за две недели госпитальной лежки. Было приятно видеть, что его бойцы тоже искренне рады возвращению своего взводного.
- Все нормально, товарищ старший лейтенант, - доложил замкомвзвод, - все живы и здоровы. Единственно - духи обнаглели, через день да каждый день мины ставят. Сейчас по утрам дорогу проверяем. Обстрелы регулярно. Правда, последние дня три что-то духи притихли. Только не к добру это, товарищ старший лейтенант, замышляют они что-то.
- Разберемся…. - задумчиво произнес Демагин, - не в первой.
На следующее утро он лично возглавил группу. Они проверили свой участок, но ни одной мины не обнаружили. Неужто передышка, подумал старлей, во что не верилось. Они поставили БТР на свою дневную позицию, где прикрывали проходящие колонны от нападения с одного из опасных направлений и наблюдали за обстановкой. По связи Демагин вышел на соседний блок, и ему передали - готовься встречать колонну - входит в твою зону ответственности.
Колонна шла на максимально возможной скорости, которую позволял поддерживать извилистый серпантин ущелья и Демагин залюбовался этой рычащей и грохочущей железной змеей, ползущей по дороге. Через каждые несколько груженых КАМАЗов шли БТРы. Ствол крупнокалиберного пулемета первой бронемашины смотрел вверх вправо, в гору, и Демагин знал, что там сейчас сидит наводчик и машина в любую секунду готова грозно огрызнуться на любого, кто посмеет угрожать колонне. Следующий БТР - все так же, но ствол пулемета смотрит уже влево. Вправо - влево, вправо-влево. С какой бы стороны не напали, колонна готова к бою.
Напряженны взгляды солдат, назначенных наблюдателями и тревожно оглядывающих нависающие над дорогой скалы. Опасен серпантин. Как дорогу ни охраняй, а на всем протяжении трассы невозможно обеспечить полную безопасность движения. Перевести дыхание можно только в конечной точке, когда выйдешь к пункту назначения, где оборудованы долговременные позиции и где гарантировано относительное спокойствие. Потом назад….
Колонна проползла почти что вся мимо Демагина, когда возвышающаяся над дорогой скала от мощного взрыва внезапно вздыбилась и, разваливаясь в воздухе на глыбы, рухнула вниз, на проход. Мощной взрывной волной старлея скинуло с брони на камни. Оглоушенный взрывом, он недоуменно потряс головой и услышал гулкую дробь крупнокалиберного пулемета. Второй мощный взрыв перекрыл колонне путь к отступлению. Ловушка. Колонна оказалась зажатой в каменном мешке.
Гудела и кружилась голова. Горы стреляли огнем и убивали железные машины, которые вдруг в мгновение ока превратились в беззащитных, слабых и неуклюжих чудовищ. Несколько машин горело, охваченных всепожирающим огнем.
Бой шел уже несколько часов. Колонна перестала существовать, и теперь самым главным было спасти и вывести из огненного мешка оставшихся в живых людей. Пытавшаяся прорваться к ним на помощь группа нарвалась на вторую засаду и вела бой в нескольких километрах от них. Демагин, глядя на рваные тяжелые облака, облепившие горные вершины и скрывающие небо, с тоской подумал, что вертолетам к ним тоже не пробиться.

* * *

Черкасов почувствовал, как спокойно и строго взглянул на него Кравец. Выбора не было. Они знали это ущелье как свои пять пальцев, и потому была надежда, что, не взирая на отсутствие видимости, они смогут сделать это. Смогут подойти к нашим, ведущим неравный бой солдатам и офицерам, и попытаться спасти тех, кто еще оставался жив и ждал помощи.
Лететь было сумасшествием. Они такими и были. Потому что если они откажутся лететь, то после этого не смогут с чистой совестью смотреть людям в глаза. И будут мучиться сами, считая, что пехота погибла только из-за их трусости и малодушия. И чтобы сохранить свою совесть чистой перед Богом, собой и людьми, они должны были попытаться сделать это.
Командир полка не заставлял их лететь. Он и не мог заставить их лететь, потому что лететь было нельзя. Потому что не было видимости. Потому что духи, скорее всего, подготовились к встрече вертушек и ждут их. И было очень мало шансов вернуться. Но, запретить лететь он тоже не мог. Потому что был пусть маленький, но шанс - спасти хотя бы часть людей. Он предоставил им самим право выбирать. И он заранее знал, какое они примут решение. Они были лучшими, и могли принять только одно решение. И от этого их решения в груди командира вставал комок….

* * *
На горы опустилась непроглядная темнота и бой стих, когда до Демагина откуда-то издалека донесся еле различимый, до боли знакомый гул. Летели вертолеты. Неужели решились?! Шум винтов то утихал, то усиливался, отражаясь в крутых изгибах ущелья. Через несколько минут Демагин уже вел переговоры с ведущим пары, помогая выйти на позиции пехоты и обговаривая опознавательные знаки и место посадки. Вторая вертушка прикрывала с воздуха, в готовности поддержать огнем. Духи, почему-то не стреляли, видимо не видя цель и не веря, что русские могут на такое решиться.
Вертолет вышел прямо на них, следуя указаниям старлея, и резко пошел на посадку, почти у самой земли включив прожектор, и казалось, что вихрящееся кольцо светящихся винтов сейчас зацепит скалу. Демагин восхитился мастерством невидимого летчика, сожалея, что не может пожать его руку. Спохватившиеся духи открыли огонь, но вертолет уже потушил прожектор, и под прикрытием темноты началась разгрузка боеприпасов и эвакуация раненных.

* * *

Они делали с Кравцом второй рейс. Удавшийся первый наполнил сердце уверенностью, что у них все получится, и Черкасов чувствовал себя почти богом. Кравец во второй раз сумел повторить свой безумный маневр и невредимым снова сесть к нашим, пока Черкасов прикрывал его с воздуха. Кравец забрал еще одну группу раненых пехотинцев и они уже пошли назад, когда наугад пущенная пулеметная очередь духов перечеркнула вертолет Черкасова, зацепив что-то жизненно важное для него, потому что он вдруг чихнул, закашлял как живое существо, и неожиданно перестал слушаться майора, из последних сил пытающегося удержать в руках умирающую машину.
Постепенно набирая скорость, вертолет шел к земле и Черкасов понял, что все его усилия тщетны. До скрежета сжав зубы, он пытался уйти от прямого столкновения с горами, черной ночной массой падающих прямо на него и, понимая, что чудес не бывает, делал все для спасения машины и экипажа. Но удар прозевал. От столкновения, потрясшего горы и воздух его бросило вперед, и он погрузился в темноту.
Черкасов не знал, что из всего экипажа он один остался в живых, отделавшись сотрясением головного мозга и переломом пары ребер. Он не знал, что духи первые вышли к сбитому вертолету, забрав его бессознательное тело. Не чувствовал, как кулем привязав к ишаку, духи повезли его от места падения вертолета в сторону пакистанской границы.

Часть 1
Часть 2
Часть 3

Полный текст в виде самораскрывающегося архивного файла mil.exe (69 Кб) можно скачать здесь >>>
Для обсуждения прошу Вас на наш форум