Архиепископ Серафим (Соболев)

1939 г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Чтобы открыть любую главу или иной раздел брошюры, просто щёлкните мышкой
интересующий Вас раздел в приведенном ниже оглавлении.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Сущность покаяния для русских людей, принимавших активное и пассивное участие в грехе бунтарства против царской самодержавной власти.

Спрашивается, в чем же должно состоять наше покаяние в тяжком грехе бунтарства против царской власти?

Так как не все русские люди в одинаковой степени здесь повинны, то это покаяние не для всех из нас должно быть одинаковым. Для тех русских людей, которые сознательно и активно шли против самодержавной власти нашего Царя — Помазанника Божияго, требуется в данном случае полное возрождение своего духа с радикальным уничтожением самой причины страшнаго греха — бунтарства против священной Богоустановленной власти. От них требуется уничтожение в себе неверия и стяжание, посредством живого общения с православной Церковью, благодатной духовной настроенности и жизни для соединения со Христом.

Этим русским людям надо следовать в своей жизни учению св. отцов Церкви, которые нам показываютъ, в чем должно состоять покаяние. По свидетельству св. Исаака Сирианина, покаяние состоит в томъ, чтобы "оставить прежнее и печалиться о немъ". ["Добротолюбие", т. І, стр. 395, М. 1889 г] Такъ, в сущности, определяют покаяние и другие св. отцы, говоря, что "покаяние в том состоитъ, чтобы отвращаться от греха" [Ibиd., т. I, стр. 372: Учение св. Авв. Исаии] и "не возвращаться вспять". [Ibиd., стр. 24: Учение св. Антония Великаго]

Но святые отцы учили, что покаяние не только есть решительное оставление прежних греховъ, но и "совершение благих делъ, противных прежним грехамъ," [Ibиd., т. I I , стр. 495: Учен. св. Ефрема Сирианина] "посредством заповедей Христовыхъ," [Ibиd., т. I , стр. 49: Учен. св. Марка Подвижника] и, конечно, благодати Св. Духа. И самое покаяние они называли благодатию. "Как благодать на благодать, — говорит св. Исаак Сирианинъ, — людям по крещении дано покаяние; потому что покаяние есть второе возрождение от Бога. И то дарование, котораго залог прияли мы от веры, приемлем покаянием. Покаяние есть дверь милости, отверстая усиленно ищущим его; сею дверию входим в Божию милость; кроме этого входа, не обретем милости". [Творения св. Исаака С., слово 83, стр. 428]

Этой милостию, даруемою нам от Бога чрез покаяние, по святоотеческому учению, и является наше воскресение еще в земной жизни, что то же — возрождение. "Покаяние, — говорит св. Ефрем Сирианин — есть древо жизни, воскрешающее мертвых грехами..., потому что кого грех губитъ, тех оно возсозидает к Божией славе". ["Добротолюбие", т. II., стр. 349] "Когда, по словам св. Аввы Исаии, оставит человек грехи свои и обратится к Богу, то покаяние возрождает его, как говорит Апостолъ: якоже облекохомся во образ перстнаго, да облечемся и во образ небеснаго (1 Кор. 15, 49). Видишь ли, что Бог дал человеку изменяться чрез покаяние и совершенно новым соделываться чрез него". ["Добротолюбие'', стр. 413; ср. твор. св. Симеона Н. Б.; Вып. I; сл. 30-е, стр. 118 — 119. Москва. 1882 г]

Если русские люди, благодаря своему неверию, повинные в активном возстании против самодержавной царской власти, покаятся в смысле изложеннаго святоотеческаго учения и тем самым уничтожат в себе почву, на которой возрос и совершился этот сатанинский грех противления, то само собою изменится их отношение к царской власти из отрицательнаго на положительное.

Что же касается множества русских людей, не отступавших от православной веры, но повинных в той или иной мере в предательстве царя своим попустительствомъ, то их покаяние должно состоять в открытом исповедании истины, что одною из основ возрождения России является царская самодержавная власть Помазанника Божияго. Будем свидетельствовать, что никакая иная форма правления в России не приемлема, что наш государственный строй только может быть сообразным православной вере русскаго народа, так как только об этой власти говорят нам Богооткровенные писатели и св. отцы, как о происшедшей от Бога, свидетельствуют о ея неприкосновенности, требуют почитания ея, которое должно выражаться в наших молитвах за царя и его власть, как основу благоденственной жизни, и в нашем ей повиновении.

О происхождении царской власти от Бога мы имеем прекрасное, основанное на Св. Писании, учение Московскаго Митрополита Филарета. Имея в виду слова Ап. Павла: несть бо власть, аще не от Бога; сущия же власти от Бога учинены сутъ, [Рим. 13, 1] он говоритъ: "В семействе должно искать начатков и перваго образца власти и подчинения, раскрывшихся потом в большем семействе — государстве. Именно: отец есть... первый властитель... но как власть отца не сотворена самим отцем и не дарована ему сыномъ, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека: то и открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой власти, а следственно и всякой последующей между человеками власти, есть в Боге — Творце человека. Из Негоже всяко отечество на небесех и на земли именуется [Ефес. 3, 15]; потомъ, когда сыны сынов разродились в народ и народы, и из семейства возросло Государство, необъятное для естественной власти отца, — Бог дал этой власти новый искусственный образ и новое имя в лице Царя, и таким образом Его Премудростию царие царствуют [Притч. 8, 15]. Во времена неведения, когда люди забыли Творца своего... Бог — вместе с другими тайнами Своими — и тайну происхождения предержащей власти даже чувственным образом представил пред очами мира в избранном для сего народе еврейскомъ; именно: в патриархе Аврааме чудесно вновь сотворил он качество отца и постепенно произвел от него племя, народ и царство; Сам руководил патриархов сего племени; Сам воздвигал судей и вождей сему народу; Сам царствовал над сим царством [1 Цар. 8, 7]; наконецъ, Сам воцарил над ним царей, продолжая и над царями чудесное знамение Своей верховной власти. Посему Бог и называется царь царствующих и Господь господствующихъ, Им же царие царствуют. Вышний владеет царством человеческим и Ему-же восхощет даст е. Господне есть царствие и Той обладает языки [Пс. 21, 29]. В руце Господне власть земли, потребнаго воздвигнет во время на ней (Сир. 10, 4). ["Христианское учение о царской власти из проповедей Филарета Митрополита Московскаго", стр. 6—7, М. 1901 г]

Говоря о происхождении от Бога царской власти в ветхозаветныя времена, М. Филарет дополнительно указываетъ, что и в новозаветный период времени царская, уже христианская, власть, начиная с Константина, произошла тоже от Бога. Это случилось после того, как Господь Сам обратил Константина в христианскую веру перед битвой его с Максентием чудесным явлением ему в солнце креста с надписью: "Сим побеждай". Вслед за тем Господь явился Константину во сне и повелел ему сделать знамя, подобное виденному на небе и употреблять его для защиты от врагов. Св. Константин исполнил повеленное ему от Бога, победил Максентия, сделался единовластным государем римской империи и крестился. [Евсевий, "О жизни Константина", кн. 1, гл. 28—29].

Тем же Своим дивным промыслом Господь обратил в православную веру и нашего князя Владимира, основоположника христианской царской власти в русском православном народе.

Ясно отсюда, что и христианская царская власть получила свое происхождение непосредственно от Бога, Небеснаго Царя. ["Христ. учение о царской власти", М. Филаретъ, стр. 13—14]

Нет нужды доказывать, что Божественное Откровение в своем свидетельстве о происхождении царской власти от Бога в то же время говорит намъ, что она есть власть самодержавная. Это самодержавие исходит из самой природы власти. Ведь никто из людей, водимых голосом разума и совести, не будет оспаривать естественное и Божественное право отца налагать свою волю на детей, требовать от них ея исполнения и наказывать их за ея нарушение. Всякое ограничение детьми воли отца и нежелание повиноваться ей в то время, когда она соответствует воле Божией есть ничто иное, как преступление. Власть отца по отношению к своим детям является самодержавной.

Такою же самодержавной является и власть царя, ибо он получает ее не от народа, и потому она не может быть народом ограничена и перед ним ответственна. Царская власть, как происшедшая от Бога, только перед ним ответственна и может ограничиваться только волей Самого Бога, его святыми законами, с которыми она должна строго сообразоваться, не уклоняясь от них ни направо, ни налево.

Впрочемъ, мы находим на это и прямое указание Св. Писания. При установлении царской власти в Ветхом Завете, Господь потребовалъ, чтобы царь был полным владыкой израильскаго народа и его повелителем. Господь сказал израильтянамъ: и вы будете ему раби. [1 Цар. 8, 17; срав. главы: 8—12] И будет егда сядет на престоле власти своея, да напишет себе второзаконие сие в книзе от жрецев левитовъ, и будет с нимъ, и да чтет ю во вся дни жития своего, да научится боятися Господа Бога Своего, и хранити вся заповеди сия, и... творити я: да не возвысится сердце его от братии его, да не преступит от заповедей ни на десно, ни на лево, яко да будет многа лета во власти своей, той и сыны его с нимъ, в сынех израилевых. [Втор. 17, 18—20]

Таким образомъ, Св. Писание, повествуя об учреждении царской власти от Бога, свидетельствует о ея самодержавности. Но вместе с тем Божественное Откровение показывает нам и ея благодетельное значение для народа. Господь учредил самодержавную власть царя для того, чтобы он спасал израильский народ от врагов его. [1 Цар. 9, 16] Эта власть обезпечивает тихое и безмолвное житие... во всяком благочестии и чистоте, [1 Тим. 2, 1—2] являясь источником временной счастливой, святой и спасительной нашей жизни.

О единодержавной или самодержавной власти царя и о ея великом благотворном для нас значении учит тот же Митрополит Филарет. "Как небо, говорит онъ, безспорно лучше земли, и небесное лучше земного: то так же безспорно лучшим на земле должо быть признано то, что на ней устроено по образу небеснаго, как и сказано было Боговидцу Моисею: Виждь да сотвориши по образу, показанному тебе на горе (Исх. 25, 40), то есть на высоте Боговедения.

"Согласно с этим Богъ, по образу Своего небеснаго единоначалия, учредил на земле царя; по образу своего небеснаго вседержительства, устроил на земле царя самодержавнаго; по образу Своего царства непреходящаго... поставил на земле царя наследственнаго.

"Не вдадимся в область умозрений и состязаний, в которой некоторые люди — более других доверяющие своей мудрости — работают над изобретениемъ... лучшихъ, по их мнению, начал для преобразования человеческих обществъ... Но еще нигде и никогда не создали они тихаго и безмолвнаго жития... [1 Тим. 2, 2] Они умеют потрясать древния государства, но не умеют создать ничего прочнаго... Они тяготятся отеческою и разумною властью царя и вводят слепую и жестокую власть народной толпы и безконечныя распри искателей власти. Они прельщают людей, уверяя, будто ведут их к свободе; а в самом деле влекут их от законной свободы к своеволию, чтобы потом полноправно низвергнуть их в угнетение.

"Надежнее самодельных умствований должно учиться царственной истине из истории народов и царствъ... писанной не страстьми человеческими, а святыми пророками Божиими, то есть — из истории древле избраннаго и Богоправимаго народа Божия. Эта история показываетъ, что лучшее и полезнейшее для человеческих обществ делают не люди, а человекъ, не многие, а один. Такъ: "Какое правительство дало еврейскому народу государственное образование и законъ? — Один человек Моисей.

"Какое правительство распоряжалось завоеванием обетованной земли и распределением на ней племен народа еврейскаго? — Один Иисус Навин.

"Во время судий — один судия спасал от врагов и зол целый народ.

"Но как власть была не непрерывная, а пресекалась со смертию каждаго судии, то, по пресечении единоначалия, народ приходил в разстройство, благочестие оскудевало, распространялось идолопоклонство и повреждение нравовъ; затем следовали бедствия и порабощение иноплеменниками. И в объяснение таких нестроений и бедствий в народе священный бытописатель говоритъ, что в тыя дни не бяше царя во Израили; муж еже угодно пред очима его, творяше (Суд. 21, 25).

"Вновь явился один полномощный силою молитвы и дара пророческаго Самуилъ; и народ огражден от враговъ, безпорядки прекращены, благочестие восторжествовало.

"Потомъ, для непрерывнаго единоначалия, Бог в народе Своем поставил царя. И такие цари, как Давидъ, Иосафатъ, Езекия, Иосия — представляют в себе образцы того, как успешно самодержавный государь может и должен служить к прославлению Царя небеснаго в земном царстве человеческомъ, а вместе с тем — к утверждению и охранению истиннаго благоденствия в народе своемъ...

"И во времена новой благодати Всепромыслитель Бог благоволил призвать единаго Константина, и в России единаго Владимира, которые апостольски просветили свои языческия царства светом Христовой веры и тем утвердили незыблемыя основания их величию.

"Благо народу и государству, в котором единымъ, всеобщим и вседвижущим средоточиемъ, как солнце во вселенной, стоит царь, свободно ограничивающий свое неограниченное самодержавие волею Царя Небеснаго, мудростию яже от Бога". ["Христ. учение о цар. власти", М. Филарета, стр. 15—17]

Настоящее свидетельство знаменитаго архипастыря русской Церкви для насъ, в особенности теперь, является ценным. Митрополит Филарет принадлежит к числу таких великих святителей православной Церкви, которые насчитываются единицами. Вследствие обильных поразительных проявлений в нем даров Св. Духа — мудрости, целения недуговъ, прозорливости, богословскаго ведения, а также по святости жизни и аскетическим подвигам его можно сравнить с такими великими святителями, как Василий Великий, Иоанн Златоустъ, Григорий Богослов. Темъ, чем они были для всей древней Церкви в защите православия и насаждении в людях чистоты христианской жизни, тем явился для русской Церкви и Митрополит Филарет.

В данных словах своих он не только безподобно изобразил все благодетельное значение царской самодержавной власти в жизни ветхозаветнаго избраннаго и русскаго православнаго народа, но пророчески предрек то ужасное угнетение, в которое последний низвержен ныне Богомъ, а лучше сказать — сам низринулся по допущению Божиему.

Причем здесь указана и причина этого несчастия, которая состоит в томъ, что русские люди удалились от Божественной истины Св. Писания в его учении о благодетельном значении единодержавной или самодержавной власти. Они восприняли вместо истины диавольскую ложь тех либеральных русских вождей, вся "мудрость" которых заключалась лишь в проповеди разрушительнаго еврейскаго социалистическаго учения о призрачных свободах. Вся их сила была направлена только на уничтожение православной веры и основанной на ней нашей царской власти — источника величия и славы России.

Вместе с темъ, из настоящих слов Митрополита Филарета мы можем черпать для себя и указание, что следует намъ, русским людям делать теперь для спасения и возрождения нашей родины. Эти золотыя слова побуждають нас направить все наши силы к тому, чтобы у нас в России была возстановлена царская самодержавная власть.

И мы не можем игнорировать настоящаго призыва нашего великаго архипастыря, ибо призыв этот основан на Божественном Откровении и святоотеческом учении. Содержание слов М. Филарета совпадает по своей сущности и принципиальному значению, в частности — с учением величайшаго исповедника и отца Церкви св. Феодора Студита.

Вот как учит сей св. отец о значении единодержавной (самодержавной) власти: "Един есть Господь,— говорит онъ,— и законоположникъ, как написано: одна власть и одно Богоначалие над всем. Это единоначалие источник всякой премудрости, благости и благочиния, простираясь на все, от благости Божией получившия начало, твари, без произволения ихъ, дано по подобию Божию устроять в порядках жизни своей произвольно только одному человеку. Ибо божественный Моисей в описании происхождения мира, из уст Божиих исшедшее, приводит слово: сотворим человека по образу нашему и по подобию (Быт. 1, 26). Отсюда — учреждение между людьми всякаго начальства и всякой власти, особенно в Церквах Божиихъ: один патриарх в патриархате, один митрополит в митрополии, один епископ в епископии, один игумен в монастыре, и в мирской жизни, если хочешь послушать, один царь, один полководецъ, один капитан на корабле. И если бы во всем этом не управляла воля одного, то ни в чем не было бы строя и порядка, и не на добро бы это было, ибо разноволие разрушает все". [Добротолюбие, т. IІ, изд. 2-ое, Москва 1901 г, стр. 93]

Таково учение о самодержавной царской власти и ея значении в нашей жизни по данным Божественнаго Откровения и святоотеческаго учения. Но это не все. В Св. Писании мы находим учение о царе, как о Помазаннике Божием. Избирая в цари израильские Саула, Господь повелевает пророку Самуилу помазать его елеемъ, [1 Цар. 9, 16] что и сделал пророкъ, сказавший Саулу, что его осенит Дух Господень. Точно так же, когда Господь предопределил Давида быть царем израильскаго народа, то Он повелел тому же пророку Самуилу помазать его на царство: Наполни рог твой елеа, востани, и помажи Давида. [Ibиd. 16, 1, 12] И после этого помазания сошел на него Дух Святый, почему в Библии и сказано: Помаза его посреде братии его: и ношашеся Дух Господень над Давидом от того дне. [Ibиd. 16, 13]

Отсюда ведет свое начало таинство миропомазания, которое совершалось над царями в Византии, а затем у нас в России над великокняжескими и царскими самодержцами.

Это помазание является многознаменательным по своему значению фактомъ, одинаково — как для царя самодержца, так и для его подданныхъ, ибо оно увеличивает его авторитет и достоинство, делая его священным и осуществляя над ним слова Св. Писания: Вознесох Избраннаго от людей Моихъ: елеем святым Моим помазах его: истина Моя и милость Моя с ним. [Пс. 88, 20, 21, 25]

Замечательно, что Господь за много веков до поставления Им царя Помазанника Божияго обещал Аврааму, несомненно, как величайшую для него награду происхождение от него царей, говоря: Возращу тя зело зело, и положу тя в народы, и царие изь тебя изыдут. [Быт. 17, 6; Слова и речи Филарета Митр. Московскаго, изд. 2, ч. I I . Москва 1848 г., стр. 170—171] Это обстоятельство, а также тот фактъ, что учреждение царя предвозвещалось за много веков прежде еще Аврааму Богомъ, следовательно, есть дело Его вечнаго предопределения, показывает намъ, как высоко мыслится в очах Бога достоинство царя Показанника Божияго. Такое достоинство для нас должно быть понятным. Через таинство миропомазания царь делается священною особою. С этого момента его власть окружается Божественным ореоломъ, что в особенности важно в глазах верующаго народа для его повиновения своему царю.

Впрочемъ, не сдин только священный авторитет дает царю его помазание. В последнем сообщаются ему дары Св. Духа, Его Божественная благодать, необходимая для царскаго управления, имеющаго целью не только заботу о земном благоденствии подданныхъ, но преимущественно с момента его помазания и заботу о их вечном спасении. С этого времени царь своею самодержавною властью обязывается быть покровителем православной Церкви, заботиться о водворении мира в святых Божиих Церквахъ, наблюдать за точным исполнением церковных постановлений в жизни подданных — и мирянами, и духовенствомъ, в особенности — касательно чистоты православной веры, и даже иметь попечение о распространении веры среди язычников. [Проф. Кургановъ, "Отношения между Церковью и гражданской властью". Казань, 1880 г., стр. 50]

И эта благодать не воспринималась царями тщетно, если только они ей не противились. История Христианской Церкви показывает намъ, как покровительствовали ей цари Помазанники Божии и какия неисчислимыя услуги оказали ей христианские государи в борьбе с язычниками и еретиками для торжества православной веры. Помазание делало ихъ, благодаря их самодержавной власти, могущественным оплотом для борьбы со злом. Вот почему св. Иоанн Златоуст училъ, что царская власть, которая была при немъ, разумеется, и самодержавной и христианской, есть именно то начало, которое удерживает пришествие в мир антихриста.

Так смотрел на царскую власть самодержавнаго царя Помазанника и Еп. Феофан Затворник и другие светильники нашей Церкви, имея в виду тех царей, которые своею деятельностью оправдывали полученную ими благодать в таинстве миропомазания на царство. Так смотрели на царей Помазанников Божиих и все истинно верующие русские люди, сознавая, что через Богом данную царям власть ими выполняется их Божественное предназначение быть основою благоденствия России, ограждать ее от антихристова зла и насаждать в ней христианскую жизнь.

Русские Государи были покровителями святого православия даже во всей вселенной; и свое великое благотворное влияние простирали на весь мир. Такое благодетельное значение наших царей сознавалось и иностранцами. Характерно, что наименование государя Александра III Миротворцем изошло не от русских людей, а от европейских народов. Лет пять тому назад во французском журнале "Illustratиon" была напечатана статья профессора римскаго государственнаго университета историка Феррера, в которой он писалъ, что современный кризис и колебание мира происходит оттого, что в России не стало венценосных Государей, которые держали в своих руках баланс мира всех народов земли, и, благодаря могуществу и их стремлению к миру, Европа за последние сто лет могла спокойно заниматься научным прогрессом и вместе с Америкой и другими странами обогащаться в своей промышленной и хозяйственной жизни.

Некогда прор. Исаия сказалъ: сице глоголет Господь Бог помазанному Моему Киру (Иса. 46, 1). Обращаясь к Киру, царю персидскому, и объявляя его имя, Господь называет его Своим помазанником тогда, когда он еще не родился. Называет Кира своим помазанникомъ, не потому, что над Киром будет совершено помазание, которое совершалось над царями израильскаго народа, но в смысле предызбрания его для возвращения иудеев из плена вавилонскаго в их родную землю. "Богъ,— говорит М. Московский Филаретъ,— назначил Кира для исполнения судьбы Своей и возстановления избраннаго народа израильскаго; сею Божественною мыслию, так сказать, помазал дух Кира еще прежде, нежели произвел его на светъ: и Кир хотя не знаетъ, кем и для чего помазанъ, движимый сокровенным помазаниемъ, совершает дело царствия Божияго. Как могущественно помазание Божие! Как величествен помазанник Божий! Он есть живое орудие Божие, сила Божия исходить чрез него во вселенную и движет большую или меньшую часть рода человеческаго к великой цели всеобщаго совершения". ["Христ. учение о царской власти", М. Филаретъ, стр, 27]

Если Киръ, царь языческий, не получивши помазания с дарами Св. Духа и даже не знавший истинного Бога, но, как послушное орудие Божественной силы, имел такое великое значение для жизни избраннаго народа и большей части мира, то какая же величайшая Божественная сила действовала чрез помазание Св. Духа в наших царях Помазанниках Божиих и какое благодетельное значение имели они для новаго Израиля — избраннаго русскаго народа, и для всего мира. Да, русская либеральная интеллигенция не хотела видеть этой силы в наших царях Помазанниках Божиих. Но диавол видел и чувствовал эту силу и потому со всем своим адомъ, при содействии противоцерковнаго русского общества, с неистовством возстал на нее. В течение многих лет сатанинским кровавым террором он изгонял ее с русской земли; и, наконецъ, руками представителей народа — членов Государственной Думы и других врагов России погубил носителя сей Божественной силы — русскаго царя, а вместе с нимъ, — русское государство. Пусть современная жизнь в России и всеобщая растерянность народов мира свидетельствуютъ, какую великую силу для своего народа и для вселенной имел наш царь, который соединял в себе и самодержавную власть, и благодать Св. Духа, как Помазанник Божий, согласно учению Св. Писания.

Но и этим еще не исчерпывается Богооткровенное учение о царской власти. Зде сь мы находимъ, наконецъ, и учение об отношении подданных к сей власти. Это отношение, как свидетельствует Слово Божие, определяется заповедями, данными людям от Бога или чрез Его Пророков и Апостоловъ, или непосредственно от Самого Господа нашего Иисуса Христа. Бог нам повелеваетъ, во-первыхъ, не прикасаться к Его Помазанникам и, во-вторыхъ, оказывать царю почтение, которое должно выражаться нашими о нем молитвами и повиновением ему.

Еще в Ветхом Завете Господь чрез Своего Пророка сказалъ: не пракасайтеся помазанным Моим (1 Пар. 16, 22). Здесь повелевает Господь подданным царя оградить его власть от всего того, что ее колеблет и даже уничтожаетъ; и прежде всего — чтобы она была неприкосновенна от недовольства и осуждения с их стороны, так как последнее колеблет авторитет царской власти, расшатывает ее, а вместе с нею и государство. По словам Митрополита Филарета, тогда "государство будет подобно городу, построенному на огнедышущей горе: что будут значить все его твердыни, когда под ними будет скрываться сила, могущая каждую минуту все превратить в развалины? Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующихъ, надеждою своеволия побуждаются домогаться своеволия; а власть, не уверенная в своей неприкосновенности, самою заботою о собственной безопасности побуждается домогаться преобладания: в таком положении государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной". ["Хр. учение о цар. власти", М.Моск. Филаретъ, стр. 25—26].

Русские люди по горькому опыту теперь знаютъ, к каким гибельным последствиям для русскаго государства привело их недовольство царскою властию, их открытое осуждение Императора Николая II, добраго и православнаго царя.

Конечно, не этим только осуждением власти подвластные царю могут нарушать данную Божественную заповедь. "Прикосновение" к Помазаннику Божиему происходит и чрез ограничение самодержавной, данной ему от Бога, царской власти в пользу народоправства. И мы знаемъ, с каким неистовством русские люди домогались, изъ-за рабскаго подражения европейским народамъ, этого ограничения. В результате было то, что эти либеральныя домогательства также способствовали гибели России. Иначе не могло и быть, ибо, являясь вопиющим нарушением Божественной заповеди о неприкосновенности Помазанников Божиихъ, стремления русских людей к ограничению самодержавной власти царя были тяжким грехом отвержения ими, вместе с этою заповедию, и Самого Бога. Преступно было русским православным людям стремиться к устройству своего государственнаго правления по образцу конституционных и республиканских правлений Европы в то время, как мы должны были руководствоваться своею православною верою, которая повелеваеть нам сообразовать свою жизнь во всех ея областях с Божественным Откровением и основанным на нем святоотеческим учением.

Нет нужды говорить, каким ужасным "прикосновениемъ" к Помазаннику Божиему является низвержение подданными своего царя. Здесь нарушение данной Божественной заповеди достигает по своей преступности высочайшей степени, почему и влечет за собою разрушение самого государства. ["Хр. учение о царской власти", М. Филарета, стр. 28] Все это произошло в жизни нашего отечества. И мы по горькому своему опыту и во всей полноте знаем всю гибельность и для себя, и для России отвержения людьми сей Божественной заповеди.

Что касается положительной заповеди, определяющей наше отношение к царю и повелевающей нам почитать царскую власть, то она дана Самим Господом нашим Иисусом Христом в Его словахъ: воздадите кесарево кесареви, и Божия Богови. [Мф. 22, 21] Весьма сходственным этим Божественным словам является изречение св. Ап. Петра, сказавшаго: Бога бойтеся, царя чтите. [1 Петр. 2, 17]

Удивительно, что эта Божественная заповедь о почитании царя была дана в то время, когда цари были язычниками и даже гонителями христианства. В частности, при Ап. Петре в Иудее царствовал Иродъ, о котором Деяния Апостольския говорятъ: возложи Ирод царь руце озлобити некия иже от церкве. Уби же Иакова брата Иоаннова мечем. И видевъ, яко годе есть иудеемъ, приложи яти и Петра: его же и емь всади в темницу. [Деян. 12, 1—4] Как видно из Деяний, Петр был бы казнен Иродомъ, если бы Ангел Господень чудесно не избавил его из темницы и от рук Иродовых. Кроме того, Петр был предуведомлен от Самого Христа о предстоящей ему мученической смерти от римских властей, и, несмотря на все это, Ап. Петр проповедует почтение к царю.

Еще более удивительным может нам показаться увещание Ап. Павла молиться за современных ему царей, в чем прежде всего и должно выражаться почтение к ним со стороны верующих. В своем послании Епископу Ефесской церкви Тимофею он пишетъ: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения, за вся человеки, за царя, и за всехъ, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. [1 Тим. 2, 1—2]

Таким образомъ, св. Ап. Павел не только увещавает христиан творить молитвы за царей — язычниковъ, но и благодарить за них Бога. Для решения этих недоумений обратимся к словам того же М. Филарета. "Неужели, спрашивает онъ, гонители и гонения могут быть предметом даже благодарности? — Недоумение это будет устранено, если примем в разсуждение, что святый Апостол есть не просто наставникъ, но наставник богодухновенный. Христос Спаситель и всем христианам для важных случаевъ, когда им нужно с особенною верностию и твердостию изрещи или засвидетельствовать истину Христову, дал такое обетование: не вы будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф. 10, 20). Без сомнения, дар этот в преимущественной силе и полноте дан был Апостолу, как провозвестнику Христова учения для вселенской Церкви. Итакъ, святый Павел пишет наставление Ефесской Церкви; а Дух Святый в то же время благоизволяет чрез него написать наставление Церкви вселенской... Павел видит современный мрак царств языческихъ, а Дух в нем Божий провидит будущий светь царств христианских. Взор богодухновеннаго проницает будущие веки, встречает Константина, умиротворяющаго Церковь и освящающаго верою царства; видит Феодосия, Юстиниана — защищающих Церковь от ересей; конечно, видит далее и Владимира, Александра Невскаго и других распространителей веры, защитников Церкви, охранителей православия. После этого не удивительно, что святый Павел пишетъ: молю творити не только молитвы, но и благодарения за царя и за всех иже во власти суть, потому что будут цари и власти не только такие, за которых надобно молиться со скорбью... но и такие, за которыхъ, как за драгоценный дар Божий, должно благодарить с радостию". ["Христ. уч. о цар. власти", стр. 34—35]

Таким образомъ, из объяснительных слов М. Филарета видно, что Ап. Павел в своем Богодухновенном увещании — возносить молитвы и благодарения за царя, имел в виду вообще царскую власть, соответствующую своему Божественному предназначению — быть источником безмятежной и спасительной жизни для членов государства.

Но так как это увещание не дает основания полагать, что этих молитв и благодарений не следует совершать в отношении царей язычников и гонителей, то в данном случае нужно иметь в виду слова М, Филарета, свидетельствующия, что такия молитвы и благодарения допускались христианами Ефесской Церкви, но "со скорбию". Это наблюдается и ныне — в Русской Зарубежной Церкви, которая также молится со скорбию, умоляя Бога о вразумлении безбожной власти в России или же об освобождении от нея нашего отечества.

Из тех же объяснительных слов М. Филарета явствуетъ, какой великий грех совершил русский народъ, предавший своего царя Помазанника Божияго, который не только не имел ничего общаго с царями язычниками и гонителями, но, как православный и благочестивый Государь, был источником благоденственной и спасительной для нас жизни. Вместо того, чтобы день и ночь возсылать о нем свои благодарственныя молитвы, русские люди допустили его низложение на свою собственную и всероссийскую гибель.

Другим выражением почитания царя подданными является их повиновение ему. В своем первом послании Ап. Петр говоритъ: повинитеся убо всякому человечу созданию Господа ради: аще царю, яко преобладающу, аще ли, же княземъ, яко от него посланнымъ, во отмщение убо злодеемъ, в похвалу же благотворцемъ.(1 Петр. 2, 13—14.)

Итакъ, по учению Апостола, надо повиноваться царю ради Господа. Разумеется, существуют и другие мотивы для этого повиновения. Можно повиноваться царю в силу эгоистических побуждений, изъ-за личных интересовъ, — ради страха быть наказанными, ради тех или других выгодъ, наград и почестей. Можно повиноваться царю ради любви к нему, как повинуются дети своим родителямъ, или ради любви к отечеству, которая движется нашею благодарностью за то, что государство доставляет нам источники пропитания, личную безопасную жизнь, образование и многия другия нужныя нам житейския блага. Можно повиноваться царю, как источнику порядка, благоденствия и могущества государства, как к основе благополучия и личнаго счастия всех его граждан.

Но обо всех этих мотивах не говорится в словах апостольских. Не говорится по той причине, что они не представляют собою прочных оснований для нашего повиновения царю, ибо в чрезвычайныхъ, катастрофических обстоятельствах жизни государства настоящие мотивы не могут дать должной силы подданным удержаться в повиновении царской власти и сохранить страну от гибели.

Мы, русские люди, это хорошо знаем в силу того же своего горькаго опыта. Все второстепенные мотивы для повиновения нашему Государю Императору Николаю II пред его отречением были у нас в той или иной мере на лицо. Но когда совершилось чудовищное преступление, и с головы Государя русские люди сбросили царский венецъ, то указанные мотивы к повиновению царю оказались паутиной: любовь к родине и Государю молчала, и он был оставлен без защиты и предан на величайшия нравственныя муки с своей семьей.

Ясно, что высшим и самым прочным мотивом для истиннаго и неизменнаго повиновения является тотъ, о котором говорит Ап. Петръ, призывая нас повиноваться царю ради Господа, точнее — ради православной веры в Него.

Только вера православная может побудить нас неуклонно повиноваться царю, его власти и всем поставленным от него властямъ, ибо она говорит нам о небесном происхождении царской власти в словах Св. Писания: владеет Вышний царством человеческим и емуже восхощет даст. [Дан. 4, 29] Им царие царствуют и... вельможи величаются, [Прит. 8, 15—16] несть бо власть аще не от Бога, [Рим. 13, 1] и каждый начальник Божий слуга есть, поставленный над нами для нашего же блага. [Рим. 13, 4]

Только православная вера одна может побудить нас повиноваться властям [Рим. 13, 1] не только благим и кроткимъ, но и строптивымъ, [1 Петр. 2, 18] ибо она угрожает небесным гневом [Ефес. 5, 6] непокоряющемуся властямъ, как преступнику, который Божию повелению противляется. [Рим. 13, 2]

Только одна вера православная может заставить нас повиноваться властямъ, как должно — по совести, [Рим. 13, 5] а не изъ-за страха и какихъ-либо корыстных видовъ, ибо она предписывает нам служить имъ, не как людямъ, а как Самому Господу, и творить их волю, как волю Божию. [Ефес. 6, 5—7]

Только православная вера, наконецъ, заставляет нас любить своего царя истинною, неотпадающею любовию, побуждающею нас жертвовать собой, страдать и умирать за него, ибо она повелевает нам смотреть на царя, как на Помазанника Божияго, как на отблеск Божественной славы и величия, а на законы, им изданные, как на святыню. "Тамъ, — говорит М. Филаретъ, — где разум и воля человеческие покорны вере евангельской — подданные чтут и гражданские законы, как святыню, благоговеют перед властию, как пред Божественным учреждениемъ; а где оскудевает это небесное чувство, где умы, к несчастию общества, заражаются невериемъ, — там не уважаются и общественныя учреждения, там покорность властям кажется тяжким игомъ: там не может быть общественнаго благоденствия". ["Христ. учение о царской власти", стр. 43—44]

Такъ, в строгом соответствии с православною верою, относился к царю и почитал его наш русский православный народ. Очень хорошо об этом почитании сначала великаго князя, а затем царя, свидетельствует наше русское народное творчество, дошедшее до нас в наиболее живых образцах своих — песняхъ, сказкахъ, пословицахъ, присловиях и поговорках. Здесь, при помощи богатаго русскаго языка, сильнаго по своей образности, простоте и меткости в определенияхъ, передается сущность Богооткровеннаго учения о царской власти, изложеннаго нами выше. И это естественно, ибо в основу своего культурнаго развития русским народом было положено Священное Писание. Богооткровенныя истины были глубоко укоренены в умах и сердцах наших предков святою Церковию. Эти истины и выразил наш народ в кратких изречениях своей народной мудрости. Обратимся к этим изречениям.

"Государь — батюшка, надежа православный царь", "Царь — от Бога приставъ", "Царь земной — под Царем Небесным ходитъ". Нетрудно понять, что в эти немногия слова русский народ вложил усвоенную им Богооткровенную истину, что царь, как отец подданныхъ, получил свою власть непосредственно от Бога, что он от Него поставлен управлять земным царствомъ, и потому непосредственно Им управляется (ходитъ).

Еще больше мы находим изречений, в которых выразил русский народ свой взгляд на царя, как на самодержавнаго своего верховнаго повелителя, никем из людей неограниченнаго в своей власти.

"Одному Богу Государь ответ держитъ". "Никто, как Бог и Государь". "Народ — тело, царь — голова". "Царское осуждение — безсудно".

Очень хорошо в этих изречениях выражается взгляд русскаго народа на царя, как на Помазанника Божияго, как на священное лицо, призванное Богом творить Божественную правду, изливать на народ Божественную милость и даже ходатайствовать пред Богом за грехи всего народа своими могущественными молитвами. "Правда Божия — суд царевъ". "Царево око видит далеко". "За Богом молитва, а за царем служба не пропадаетъ". "Где царь — тут и правда". "Нет больше милосердия, чем в сердце царевомъ". "Бог милостивъ, а царь жалостливъ". "Бог помилуетъ, царь пожалеетъ". "Как весь народ вздохнет — до царя дойдетъ". "Народ согрешить, царь умолитъ; а царь согрешитъ, — народ не умолитъ".

Есть в народном творчестве и такия изречения, которыя требуют царской неприкосновенности и настолько, что не позволяют подданным касаться особы царя даже осудительною мыслью, относя недостаток царскаго правления не к нему, а к его окружению: "Никто против Бога, никто против царя". "Изъ-за тына (разумеется — царских приспешниковъ, ближних людей и временщиковъ) и царю не видать". "Царския милости в боярское решето сеются". "Жалует царь, да не жалует псарь". "Не царь гнететъ, а временщикъ".

Есть здесь изречения, в которых царь изображается не только, как милующий, но и как карающий преступников смертною казнью. "Где царь — тут и гроза". "Близ царя — близ смерти". "Царь — не огонь, да ходя близ него — опалишься". "Гнев царев — посол смерти". "До царя дойти — голову нести (повинную)". Но и тогда русский народ был далек от осуждения царя. В этих случаях ответственность в глазах русских людей всецело относилась к преступникамъ, как "ослушникамъ, волкам стада государева, царскому добру досадителямъ".

Все вышеприведенныя изречения нашего народнаго творчества ярко свидетельствуют о глубоком и благоговейном почитании русским народом своего царя. Но это почитание переходило в изумительную любовь к царю, которая побуждала подданых прилагать к царской личности самыя трогательныя, ласковыя наименования, отдавать всю свою жизнь ему на служение и всегда мыслить себя и царя, как одно нераздельное целое, в убеждении, что России нельзя быть без царя. Вот как эта любовь, с такою беззаветною преданностию русскаго народа, изображается по дошедшим до нас памятникамъ: "Белый царь — красно солнышко, царь — ласковый, славный, грозный, великий". "Светится солнышко на небе, а русский царь на земле". "Ясныя очи государевы — очи соколиныя", которыя силою своего проникновения видятъ, кто "народу и государю — другъ, кто ворогъ". "Жить — царю служить". "Душой — Божий, телом — государевъ". "Русской земле нельзя без Государя быть". "Без Бога свет не стоитъ, без царя — страна не правится".

Правда, здесь, в приведенных нами изречениях народной мудрости, нет такихъ, которыя говорили бы о необходимости молиться за царя и повиноваться ему, что составляетъ, как видели мы, неотъемлемую часть в учении Священнаго Писания о почитании царя. Но приведенныя нами изречения о великой любви русскаго народа к царю своему свидетельствуютъ, что эта молитва и это повиновение были в самой жизни наших предков. Это естественно, ибо, по учению св. Максима Исповедника: "кого мы любимъ, о том всегда помышляем и прежде всего поминаем в своих молитвахъ". А по учению Христа, — кого мы любимъ, того волю мы всегда исполняемъ: Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет. (Иоан. 14, 23.)

Так относились к своему царю наши предки, по свидетельству дошедших до нас образцов народнаго творчества. Так относился наш народ к царю, в лице истинных сынов России, и не в далекой древности, а совсем еще недавно. Как и раньше, в глазах верующих русских людей царь был не простым челове комъ, а Помазанником Божиимъ, образом Божественной небесной власти, Царемъ-Батюшкой, воплощением правды и милости Божией на земле. Истинно-русские люди не могли без слез смотреть на него. Когда приходилось русскому царю быть среди народа, все теснились к нему, никому не хотелось оставить его, лишиться радости его лицезрения, и считали великим для себя счастьем к нему прикоснуться. Нередко, при встре че Государя, русские простые люди от восторга и умиления не могли стоять на ногахъ, произнести слово и невольно опускались на землю вместе с хле бом и солью, которые держали в руках.

Таким образомъ, сама жизнь показывала, каким великим и безценным даром Божиим был для России наш самодержавный царь Помазанник Божий. Он не на словахъ, а в действительности был главою и душою русскаго народа. Не стало этой души, не стало и России.

Такое наименование русскаго царя мы заимствовали от того же Митрополита Московскаго Филарета, который говорилъ: "Самодержавием — Россия стоит твердо. Царь, по истинному о нем понятию, есть глава и душа царства. Законъ, мертвый в книгахъ, оживает в деянияхъ, а верховный государственный деятель, возбудитель и воодушевитель подчиненных деятелей — есть царь". [Из государственнаго учения Филарета Митрополита Московскаго, изд. И. Н. Каткова]

И как права была русская народная мудрость, сказавшая: "Русской земле нельзя без Государя быть".

ГЛАВА ПЯТАЯ

Несостоятельность мнений, что самодержавный строй уже изжил себя, и что для Церкви безразлична будущая форма государственнаго правления в России.

Теперь, если мы хотим спасения и возрождения России, то должны всемерно стремиться к тому, чтобы у нас опять был самодержавный царь Помазанник Божий, который, как душа русскаго народа, возродит Россию, и она опять сде лается великой и славной на страх всем ея врагамъ, на счастье своего народа.

Не будем смущаться столь распространеннымъ, к сожалению, среди нас мнениемъ, что самодержавный царский строй в России, будто бы, уже изжил себя.

Это мнение направлено против Священнаго Писания с целью уничтожить спасительное его на нас влияние. Ведь царская самодержавная власть в России была основана на словах Св. Писания. А эти слова являются глаголами вечнаго живота. [Иоан. 6, 68] Дух животворитъ, сказал Господь, плоть не пользует ни мало. Глаголы, яже Аз глаголах вамъ, дух суть и живот суть. [Иоан. 6. 63] Живо бо слово Божие, и действенно, говорит св. Ап. Павелъ, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозговъ, и судительно помышлением и мыслем сердечным. [Евр. 4, 12]

Отсюда будет в высшей степени неразумно с нашей стороны, если мы скажемъ, что слова Свящ. Писания изжили себя. Но точно так же неразумно и мнение, что царский самодержавный строй изжил уже себя. Если слово Божие всегда должно быть для нас действеннымъ, всегда жизненнымъ, всегда спасительнымъ, то и царский самодержавный строй России, как основанный на Слове Божиемъ, должен быть для нас всегда жизненным и спасительным.

Мнение о нежизненности царской власти противоре чит и самой жизни. Действительность говоритъ, что самодержавная власть русскаго великаго князя и царя собрала воедино все подвластные им племена и народы в один могущественный государственный организм. Эта действительность показываетъ, что при содействии самодержавной власти Россия достигла небывалаго и изумительнаго развития в своей культурной жизни во всех ея областях и сделалась самым могущественным государством сравнительно сь теми европейскими державами, в основе которых была не самодержавная, единоличная, а парламентарная власть.

И в данный момент мы не можем не знать, что в Европе более сильными государствами являются те, которыя управляются фактически единоличною властью.

Де йствительность говорит нам как раз о противоположномъ: не самодержавный царский строй, а парламентарный образ правления изжил себя.

Следовало бы всем разделяющим ошибочное мнение о царской власти помнить, что оно исходило из либеральных кругов русскаго общества, которое, удалившись от Церкви и благодатной истины, перестало в после днее время мыслить своим умомъ, и стало руководиться абсурдным учением социализма о политической свободе с его бредовыми идеями о благах социалистическаго рая. А социализмъ, как известно, был в руках наших врагов могущественным средством для ниспровержения царскаго самодержавнаго строя и уничтожения самой России.

Таким образомъ, разделяя этот неправильный взглядъ, русские люди сознательно или безсознательно будут приобщаться к тому безумию и ненависти к нашей России, которыя ее погубили.

Русским людям следует руководствоваться, касательно вопроса о будущем политическом строе нашего государства, Божественным Откровениемъ, учением св. отцев Церкви о царской власти и учением тех великих сынов России, гениальная мудрость которых и их беззаветная любовь к России всем нам хорошо известна. Мы имеем в данном случае в виду в особенности свидетельства о великом спасительном значении в жизни Русскаго народа царской самодержавной власти Ф. М. Достоевскаго и А. С. Пушкина.

Первый в своих творениях говоритъ, что две силы лежат в основе могущества Русскаго Государства: православная вера и самодержавная власть русскаго царя, который, как любящий отецъ, заботится о благе своих подданных и тесно сплачивает их всех в одну родственную и сильную этим единением семью.

А вот что говорил в последние годы своей жизни о нашей царской власти Пушкинъ: "Зачем нужно, чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самаго закона? Затемъ, что закон — дерево, в законе слышит человек что-то жестокое и не братское. С одним буквальным исполнением закона не далеко уйдешь; нарушить же его или не исполнить его никто из нас не долженъ: для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая законъ, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощнаго монарха — автоматъ: много, много, если оно достигнеть того, чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты? — Мертвечина. Человек в них выветрился до того, что и вые деннаго яйца не стоит. Государство без полномощнаго монарха то же, что оркестр без капельмейстера. Как ни хороши все будут музыканты, но если нет среди них одного, который бы движением палочки всему подавал знакъ, никуда не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делаетъ, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой, да поглядывает на всехъ, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить в том и другом месте какой-нибудь шершавый звукъ, который испустил бы иной дурак — барабанщик или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрипка не смеет слишком разгуляться на счет другихъ: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховнаго сословия". ["Разговоры Пушкина", изд. Академии Наукъ, М. 1926 г]

Эти слова Пушкина должны быть глубоко вне дрены в сердцах всех русских людей, которые всегда должны их помнить. Они име ют для нас особенную ценность не только как исходящия от гениальнаго ума, но и как принадлежащия человеку, в ранние годы свои бывшему по убеждениям в рядах декабристовъ, имевших поползновение низвергнуть самодержавный строй в России.

Конечно, когда Пушкин произносил ихъ, он хорошо зналъ, что и при царском самодержавии бывают большие дефекты в государственном управлении. Они неизбежно происходят тогда, когда самодержавные монархи нарушают этот самый лучший государственный строй, вследствие их противления Божественным Законам. Тем не мене е, как видим из его словъ, эту форму правления в России нельзя сравнить ни с какою другой формой правления в странахъ, где нет самодержавнаго монарха, как нельзя сравнить небо с землею.

Не будем смущаться и тем мнениемъ, что для православной Церкви будто безразлично, какая государственная форма правления будет в нашей России. Для Церкви не может быть одинаковой власть, покровительствующая ей и власть богоборческая. Во всяком случае безспорно, что советская власть в России такова, что при ея наличии русский народъ, как православный, может прекратить свое бытие, а вместе с ним исчезнет и Русская Православная Церковь, как исчезали с лица земли и другия поместныя православныя Церкви.

Вопрос — не настал ли уже момент этой гибели, волнует сердца многих русских православных людей. И это волнение для нас будет в особенности понятнымъ, если мы вспомним два письма великаго старца Оптиной пустыни иеросхимонаха о. Амвросия к графу Л. П. Т. от 1866 и 1871 г.г., с толкованием старцем двух видений, бывших одному благочестивому священнику Тверской епархии, сыну знаменитаго своею святостью Ржевскаго протоиерея о. Матфея, и весьма для нас знаменательныхъ, поскольку означенныя письма говорят о судьбах России.

Этот священник видел во сне обширную пещеру, слабо освещенную одной лампадою; в пещере много духовенства; за лампадою образ Божией Матери, пред образом стояли в облачениях архипастырь Московский Митрополит Филаретъ, бывший еще в живыхъ, и покойный протоиерей Ржевский о. Матфей. Все стояли в безмолвии и страхе. У входа в пещеру — сам священник и одно мирское лицо, духовный сын покойнаго протоиерея; оба они дрожатъ, а войти не смеют. Среди безмолвных молений слышатся ясно следующия слова: "мы переживаем страшное время, доживаем седьмое лето". С сими словами пробуждение в большом волнении и страхе. Сон повторяется до трех раз все тот же без малейшаго изменения, явный и страшный.

Вот какое толкование дал этому сну о. Амвросий: "Обширная пещера, слабо освещенная одною лампадою, может означать настоящее положение нашей Церкви, в которой свет веры едва светится. А мрак неве рия, дерзко-хульнаго вольнодумства и новаго язычества, превосходящаго делами своими древнее язычество, всюду распространяется, всюду проникает. Истину эту подтверждают слышанныя слова: "Мы переживаем страшное время". Живой священник и покойный протоиерей в облачении, молящиеся вместе пред иконой Божией Матери, дают разуметь, что и прочее виде нное духовенство было двоякое. Видно, достойные пастыри, живые и отшедшие ко Господу, взирая на бедственное состояние нашей Церкви, умоляют Царицу Небесную, да распрострет Она Всевышний Покров Свой над бедствующею Церковью нашей, и да защититъ, и да сохранит слабыхъ, но имеющих благое произволение ко спасению... Слова "мы доживаем седьмое лето" могут означать время последнее, близкое ко времени антихриста, когда ве рныя чада Единой Святой Церкви должны будут укрываться в пещерахъ, и только всесильныя молитвы Божией Матери могут тогда укрыть их от преследования слуг антихриста. ["Седьмое число в церковной числительности великое имеет значение. Срок времени церковнаго числится седмодневными неделями. Православная Церковь содержится и руководствуется правилами седми Вселенских Соборов. Седмь таинств и седмь дарований Св. Духа в нашей Церкви. Откровение Божие явлено было седми Азийским церквам. Книга судеб Божиихъ, виденная в откровении Иоанном Богословомъ, запечатана седмью печатями. Седмь фиал гнева Божия, изливаемых на нечестивыхъ, и проч. Все это седмеричное исчисление относится к настоящему веку и с окончанием онаго должно кончиться. Век же будущий в Церкви означается осьмым числом. Шестой псалом надписание имеет таковое: Псалом Давиду в конец в песнех о осьмом — по толкованию, о осьмом дне, т. е. о всеобщем дне воскресения и грядущаго страшнаго суда Божия... Неделя Антипасхи или св. Фомы в Цветной Триоди называется неделею о осьмомъ, т. е. вечном дне и нескончаемомъ, который уже не будеть прерываться темнотою ночи".]

Второе сновидение было таково. Благочестивый священник виде лъ, что он находится в своем доме и стоит в прихожей. В комнате за нею на простенке между окон была видна большая икона Бога Саваофа, от которой исходил ослепительный светъ, не дававший возможности смотреть на нее. Далее была видна еще комната, в которой находились те же — протоиерей Матфей Ржевский и уже покойный Митрополит Московский Филарет. Она была наполнена вся книгами. Священнику непременно надо было войти в эту комнату, но его удерживал страх от поражающаго света. Преодолевая страхъ, с ужасомъ, закрыв лицо руками, он проходит первую комнату и, войдя в следующую, видит протоиерея, отца своего, стоявшим ближе к двери. Он держал в руках разогнутую книгу и головою показывалъ, чтобы и он нашел подобную книгу и развернул ее. В то же время Митрополитъ, поворачивая листы своей книги, произноситъ: "Римъ, Троя, Египетъ, Россия, Библия". При этих словах священник в большом страхе проснулся. Его внутренний голос дал объяснение сна, но оно было таким ужаснымъ, что ему не хотелось бы с ним согласиться.

Объясняя последнее сновидение, старец Амвросий говоритъ: "Кому показано было это замечательное сонное видение, и кто слышал тогда многозначительныя слова, тому, по всей вероятности, и внушено было чрез Ангела Хранителя объяснение виденнаго и слышаннаго, как и сам он сознается, что ему внутренний голос объяснял значение сна. Впрочемъ, и мы, как вопрошенные, скажем свое мнение, как о сем думаем.

"Видение ослепительнаго света от иконы Господа Саваофа, и в следующей затем комнате виденное множество книг и стоящие там с книгами покойные: Митрополит Филарет и протоиерей М. А., и произнесенныя одним из них слова "Римъ, Троя, Египетъ, Россия, Библия" могут иметь такое значение: "Во-первыхъ, все, касающееся до сотворения мира, судьбы народов и спасения людей, Господь Вседержитель открыл избранным святым мужамъ, пророкам и Апостоламъ, просветив их светом Своего Божественнаго познания, а ими все это передано людямъ, и написано в Библии, то есть в книгах Ветхаго и Новаго Завета.

"Во-вторыхъ, множество другихъ, виденных там книг может означать то, что все, сказанное в Библии прикровенно и неясно, объяснено другими избранными от Бога святыми мужами, пастырями и учителями единой, соборной, апостольской, православной Церкви.

"В третьихъ, что митрополит Филарет и протоиерей М. А. видены были с книгами в рукахъ,— может означать, что они в продолжении своей жизни поучались о судьбах человечества не из простых книг человеческих (в которых нере дко встре чаются мнения неправильныя, вводящия в заблуждение), а из книг библейскихъ, и сказанное в Библии прикровенно и неясно толковали не по своему разуме нию, а как объяснено в книгах мужей богодухновенных и просвещенных свыше светом Божественнаго познания, к чему побуждали и видевшаго, чтобы и он на все искал объяснение не в простых книгах человеческихъ, а в книгах святых и богодухновенных отцов православной Церкви.

"В четвертыхъ, что протоиерей М. А. стоял в переднем углу, который обычно признается молитвеннымъ, может означать, что он не только поучался сказанным образомъ, но и молился о вразумлении свыше.

"В пятыхъ, слова: "Римъ, Троя, Египетъ" могут иметь следующее значение: "Рим во время Рождества Христова был столицею вселенной и с возникновением патриаршеств имел первенство чести. Но за властолюбие и уклонение от истины впоследствии подвергся отвержению и уничижению.

"Древняя Троя и древний Египет замечательны темъ, что за гордость и нечестие наказаны; первая разорениемъ, а второй — различными казнями и, наконецъ, потоплением фараона с воинством в Чермном море. В христианския же времена в странахъ, где находилась Троя, основаны были две христианския патриархии: Антиохийская и Константинопольская, которыя долгое время процве тали, украшая православную Церковь благочестием и правыми догматами, но впоследствии, по неве домым судьбам Божиимъ, подверглись владычеству варваров — магометанъ, и доселе несут это тяжкое рабство, стесняющее свободу христианскаго благочестия и правове рия. А в Египте , вместо древняго нечестия, в первыя времена христианства такое процветало благочестие, что пустыни его населялись десятками тысяч монашествующихъ, не говоря уже о численности и множестве благочестивых мирянъ, от которых они происходили. Но потомъ, по причине распущенности нравовъ, и в этой стране последовало такое оскудение в христианском благочестии, что в некоторое время в Александрии патриарх оставался только с одним пресвитером.

"В шестыхъ, после трех знаменательных именъ, "Римъ, Троя, Египетъ", помянуто имя и России, которая в настоящее время, хотя и считается государством православным и самостоятельнымъ, но уже элементы иноземнаго иноверия и неблагочестия проникли и внедриваются и у нас и угрожают тем же, чему подверглись вышесказанныя страны. Затем следует слово "Библия". Другого еще государства не помянуто. Это может означать, что, если и в России, ради презрения заповедей Божиих и ради ослабления правил и постановлений православной Церкви и ради других причинъ, оскудеет благочестие, тогда уже неминуемо должно последовать конечное исполнение того, что сказано в конце Библии, т. е. в Апокалипсисе Иоанна Богослова.

"Справедливо видевший это сновидение замечаетъ, что объяснение, которое ему внушает внутренний голосъ, ужасное. Страшно будет второе пришествие Христово, и ужасен последний суд всего мира, но не без великих ужасов будет перед тем и властительство антихриста, как сказано в Апокалипсисе: и в тыя дни взыщут человецы смерти, и не обрящут ея, и вожделеют умрети, и убежит от них смерть. [Апокал. 9, 6] Приидет же антихрист во времена безначалия, как говорит Апостолъ: точию держай ныне, дондеже от среды будетъ, [2 Сол. 2, 7] т. е. когда не будет предержащей власти". [Жизнеописание оптин. старца иеросхимонаха Амвросия. Приложения ІI-ХI. М. 1900]

Имя великаго старца Оптиной пустыни, иеросхимонаха о. Амвросия пользовалось огромным духовным авторитетом в русском обществе во всех его слояхъ, начиная с крестьянской хижины и кончая царским дворцом. Когда благочестивые люди приезжали из Оптиной пустыни к о. Иоанну Кронштадтскому и передавали последнему привет от о. Амвросия, то он в ответ говорилъ: "О, великий старецъ, земной поклон ему от меня!" Старца о. Амвросия посещали и знаменитые русские люди, в числе которых был и Ф. М. Достоевский. [Был у о. Амвросия и Л. Толстой. После долгой беседы со старцемъ, даже он — богоборецъ, отзывался об о. Амвросие, как о весьма мудром человеке.] Имя о. Амвросия чтилось далеко и за пределами нашего отечества. Он наделен был от Бога величайшими благодатными дарами Божественнаго ведения, разсуждения, прозорливости, любви, утешения и целения недугов. К его словам благочестивые современники относились, как к исходившим из уст Самого Бога, и потому он был для них Божественным и спасительным руководством. Таковым он должен быть для нас и ныне, тем более, что мы вместе с Россией переживаем небывалыя бедствия и не видим человеческих средств для ея спасения.

Да, приведенныя слова о. Амвросия слишком болезненны для нашего сердца: они могут привести нас к печальному выводу относительно дальнейшей судьбы нашего отечества. Конечно, истолковательныя слова о. Амвросия, как исшедшия из его благодатно-просвещеннаго разума, должны исполниться. Вся сущность вопроса заключается только в том — когда последует исполнение этих словъ, в данный ли период времени, или же Россия возстанетъ, возродится, а погибнет пред кончиною мира, как это явствует из истолковательных слов о. Амвросия.

Будем веровать, что момент конечной гибели нашей родины еще не насталъ, ибо мы имеем пророчество величайшаго угодника Божияго св. Серафима Саровскаго о томъ, что Россию, ради чистоты православия, ею исповедуемаго, Господь помилует от всех бед и она будет существовать до скончания века, как сильная и славная держава. К этой чистоте своей веры русский народ безусловно возвращается, несмотря ни на какия кровавыя гонения, им переживаемыя. Ее он свидетельствует своими великими испове дническими и мученическими подвигами. Очевидно, Господь возстановит Россию, и она вновь сделается великой и будет самым могущественным оплотом в мире для грядущей борьбы с самим антихристом и всеми его полчищами.

В таком случае на истолковательныя слова о. Амвросия мы можем смотреть, как на грозный предостерегающий урокъ, или спасительное руководство, которое побуждает нас всеми нашими силами стремиться к правой вере и благочестию, а в отношении нашей родины усердно молиться, чтобы Господь скорее освободил ее от богоборческой власти и возстановил в ней предержащую царскую самодержавную власть, как источник ея возрождения.

Впрочемъ, мы вместе с зарубежною русскою Церковью и нашими братиями, страдающими в России, усердно возносим эти молитвы и в силу собственной потребности своего сердца. И один этот факт уже свидетельствует о томъ, что для Церкви далеко не безразлично, будет ли Россия и впредь возглавляться богоборческою властию.

Точно так же не безразлично для Церкви, будет ли в России после советской власти государственной формой правления не царская самодержавная власть, а конституционная или республиканская, что то же — власть народа или толпы. Православная Церковь не может предпочесть власт народа царской власти по той причине, что народоправство не есть Богоустановленная властъ, ее нельзя отнести к той, о которой сказал Ап. Павелъ: несть бо власть, аще не от Бога; сущия же власти от Бога учинены суть. [Рим. 13,1] Говоря эти слова, Апостол имел в виду форму существующей ("сущей") в его время власти, т. е. царскую самодержавную, или единодержавную власть и все ея разветвления в лице отдельных начальниковъ, подчиненных царю. Вот почему он просит Ап. Тимофея совершать молитвы, моления, благодарения прежде всего за царя и за всех начальствующихъ, чтобы провождать тихую и безмятежную жизнь во всяком благочестии и чистоте. [1 Тим. 2, 1—2] Только эту царскую власть имеет в виду и другой величайший Апостол Петръ, когда призывает христиан ей повиноваться, говоря: повинитеся убо всякому человечу созданию (т. е. всякому, по словам М. Филарета, от Бога устроенному над человеками начальству) Господа ради, аще царю, яко преобладающу: аще ли же княземъ, яко от него посланнымъ, во отмщение убо злодеемъ, в похвалу же благотворцем. [1 Петр. 2, 13—14]

Совершенно напрасно под апостольскими словами: несть бо власть, аще не от Бога, некоторые подразумеваютъ, наряду с царскою единодержавною властию, власть республиканскую и конституционную. [Несколько лет назад в русской заграничной прессе был напечатан ряд статей, в которых даже советская власть признавалась богопоставленной.] Самый текст апостольскаго учения о власти свидетельствуеть, что здесь все время говорится только о царской самодержавной власти.

За это говорит и здравый смыслъ: как могли Апостолы разуме ть под Богопостановленной ту власть, которая царскую Богопостановленную власть ниспровергает. А республика есть ниспровержение монархии, даже посредством всякаго насилия, вплоть до кроваваго террора. [Л. Тихомиров. Монархич. государ., ч. 1, стр. 103—104]

Нельзя иначе, как ниспровержением Богоустановленной самодержавной монархической власти назвать и конституцию. Правда, здесь личность монарха сохраняется, но власть захватывается народомъ, как в республике , чем фактически уничтожается Богоустановленный монархический принцип и создается неестественное и тяжелое положение царя, при котором он "царствуетъ", но не управляет. [Ibиd., стр. 47—48]

Очень хорошо выявляет несостоятельность такого положения, а вместе с ним и конституционно-государственнаго строя, царь Иоанн Грозный. В ответ на порицание его поступков кн. Курбскимъ, как несоответствующихъ, по свиде тельству последняго, народному праву других странъ, Иоанн Грозный писал ему: "О безбожных человецех что и глаголати! Понеже тии все царствиями своими не владеютъ: как им повелят подданные ("работные"), так и поступают. А российские самодержавцы изначала сами владеют всеми царствами (т. е. всеми частями царской власти), а не бояре и вельможи... Если бы у васъ, — говорит Иоанн Грозный Шведскому Королю, — было совершенное королевство, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы". По словам Грознаго, Шведский король "точно староста в волости". А Польскому королю Стефану Баторию чрез его послов тот же русский Государь заявилъ: "Мы, смиренный Иоаннъ, Царь и Великий Князь всея Руси, по Божиему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению". [Л. Тихомиров. Монархич. государ., ч. III стр. 42 43; 1923 г]

Таким образомъ, как власть республики, так и конституционной монархии, одинаково, не только не являются Богоустановленною властию, но самое их бытие начинается с ея отрицания. Ясно, что не Божественная воля, выраженная в Св. Писании, а человеческая многомятежная, греховная воля с открытым ниспровержением Богооткровеннаго и святоотеческаго учения о царской самодержавной власти лежит в основе республиканскаго и конституционнаго строя.

Поэтому св. Церковь наша не может закрыть своих глаз на отсутствие религиозной основы в демократическом образе правления. Следовательно, она не может быть безразлична к будущему политическому строю нашей страны. Иначе сказать: св. Церковь не может желать водворения в России республиканскаго или конституционнаго строя. Она можеть содействовать возстановлению у нас только исконнаго государственнаго строя, каковым была всегда единоличная великокняжеская или царская самодержавная власть Помазанника Божияго, как власть самая близкая к Церкви и родственная ей, ибо она имеет своим основанием Божественное Писание и святоотеческое учение, что является источником и нашей православной веры.

Не может наша Церковь с безразличием отнестись к появлению в будущей России, вместо царской самодержавной власти, той или другой формы демократическаго правления и по той причине, что конституция и республика не соответствуют религиозно-нравственному идеалу русскаго народа. Этот идеалъ, как видели мы, состоить в устремлении русских людей к святости, что то же, к единению со Христом чрез правую веру и любовь со всеми ея христианскими добродетелями. Эта вера и эта любовь, о чем мы говорили выше, были отличительными свойствами русскаго народа, чем поражали они иностранцев. Эти религиозно-нравственныя черты были доминирующими в жизни русскаго народа до Петра I, показывая, с какой силою стремились русские люди того времени к своему идеалу — или к осуществлению своего, Богом даннаго ему, высшаго предназначения, вследствие чего над ними исполнялись слова Христа: вы есте соль земли, вы есте свет мира; тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на Небесех. [Мф. 5, 13-14, 16] В этом идеале было заложено земное счастие и вечное спасение русскаго народа, а также его мировая религиозно-нравственная миссия.

Но это "святое святыхъ" русскаго народа не имеет ничего общаго с конституционной и республиканской формой правления. Здесь человеческая личность не может найти поддержки в осуществлении своих высших религиозно-нравственных запросов. Здесь самым главным делом является политическая партийная борьба не на животъ, а на смерть, и с точки зрения этой борьбы расценивается личность, которая с ея духовными интересами совсем не нужна демократическому строю, а нужна, как механическая частица государственной машины, как количественная сила. И это понятно. Демократическое государство управляется не этическимъ, а юридическим началом. [Л. Тихомиров. Монархич. государ., ч. IІ, стр. 83] А юридический законъ, как выразился Пушкинъ, есть дерево и весьма далек от высших стремлений человеческой личности. Высшим благом здесь является воля народа, для которой не обязательны нравственныя начала. [Л. Тихомиров. Монархич. государ., ч. III, стр. 150] И так как демократическое государство основано на количественной силе, то нравственная сила ему даже враждебна. [Ibиd., ч. IІ, стр. 316—317]

Ясно, что конституционный и республиканский государственный строй не может иметь какого бы то ни было соответствия самому высшему влечению русскаго народа, его религиозно-нравственному идеалу.

Зато монархия в России, как нельзя лучше, соответствует этой идеологии; о чем уже говорит самое назначение монархической верховной власти, которое состоит в томъ, чтобы монарх был представителем идеала народной жизни и направлял государственную деятельность сообразно этому идеалу. [Ibиd., ч. IІ, стр. 203]

Как мы уже говорили, это монархическое свое назначение осуществлялось великим княземъ, а затем царем и на деле. Царь и в своей личной жизни, и в государственной деятельности был выразителем народнаго идеала. [Конечно, мы не имеем в виду Петра I и Екатерину II] Являясь первым и ве рным сыном Церкви, он был и покровителем русскаго народа в удовлетворении его высших религиозных потребностей, будучи в то же время в других областях его жизни по преимуществу олицетворением милости и отеческой любви. В нем челове ческая личность подданных находила могущественную поддержку и удовлетворение во всех ея духовных порывах и высших ценностях.

А так как для русскаго народа духовная сторона его жизни была дороже всего на свете, то отсюда будет понятно, почему русский народ относился с такою великою любовию к своим монархамъ, всеце ло им дове рялся, отличался беззаветною им преданностью, до готовности полагать за них свою жизнь, и свято охранял права их царской самодержавной власти.

Интересно отметить, что эта преданность русских людей своему царю и царской самодержавной власти не могла поколебаться даже в период смутнаго времени. А между темъ, тогда для русских людей могло быть очевидным умаление авторитета царской власти, которая не могла предотвратить смуты и справиться с нею. Ясно было и то, как омрачена была в сознании народа самая монархическая идея деяниями самозванцевъ-авантюристов.

Но в допетровскую эпоху русский народ в целом был не тронут в своей вере, он не изменял еще своей идеологии. Поэтому, в то время, как бояре, пользуясь кризисом царской власти, де лали попытки ограничить ее — сначала в отношении Василия Шуйскаго, а затем Михаила Феодоровича, чему благоприятствовало и проявление демократических начал казачьей вольницы, русский народ свято оберегал права царскаго самодержавия. Постепенно, при посредстве земских соборов (1620—1625 г.г.) он уничтожил все поползновения ограничить власть царя Михаила, как и самыя ограничения, которых успели достигнуть бояре. [Ibиd., ч. III, стр. 52—55]

Движимый православною верою, русский народ во всех всероссийских бедствиях смутнаго времени винил не царскую власть, а себя самого. Вот почему он каялся пред царем Михаилом и торжественно клялся ему, давая обещание исправиться. [Л. Тихомиров. Монархич. государ., ч. III, стр. 206—208]

Этот факт является весьма знаменательным. Он показываетъ, что никакия несчастия смутнаго времени не могли разлучить русский народ с царем и изменить его взгляда на него, как на своего самодержавнаго повелителя, как на священнаго и неприкосновеннаго главу своего, как на Помазанника Божияго.

Но когда православная вера стала расшатываться в русском народе, то соответственно с этим начал изменяться и взгляд его на царя и его власть. В данном случае нельзя не отметить возстания декабристовъ, бывшаго в 1825 году и имевшаго своею целью уничтожение у нас самодержавнаго строя. Это возстание также является знаменательным фактомъ, только весьма прискорбным. Оно показало, что в русском народе стало меркнуть русское миросозерцание и религиозно-нравственный идеал его стал заменяться политическим идеалом. Зде сь причина изме нения взгляда русских людей на царскую самодержавную власть.

И чем больше отходил русский народ от своего религиозно-нравственнаго идеала, тем сильнее и сильнее заявляло себя в русском обществе конституционное и даже республиканское движение, которое вылилось у нас в "освободительное движение" и окончилось свержением царя и гибелью России.

Несомне нно Господь наказал русский народ за его удаление от Него, за то, что он заменил свой религиозно-нравственный идеалъ, к которому был призван Богомъ, политическим идеалом с его стремлением к учреждению в России демократическаго строя, к чему русский народ никогда Богом не призывался.

Несомненно также и то, что за наше покаяние и за великия страдания русскаго народа и за то, что он среди всех своих небывалых бедствий сохраняет православную веру, Господь помилует его и дарует нам опять Россию. Но чтобы возродить ее, мы должны опять вернуться к своему религиозно-нравственному идеалу и на основании его возсоздать царскую самодержавную власть.

Итакъ, не трудно отсюда понять, почему наша св. Церковь не может не содействовать учреждению в России только исконнаго царскаго самодержавнаго строя, и почему она должна отвращаться от появления в России демократических форм правления, как совершенно чуждых и несоотве тствующих ре лигиозному идеалу русскаго православнаго народа.

Но не в одном только этом несоответствии заключается суть дела. Демократическия формы правления не только далеки от религиозной русской идеологии, но и враждебны ей. Поэтому, если та или другая демократическая власть установится в России, то Церковь будет поставлена в положение гонимой, т. е. тогда произойдетъ, если не юридическое, то фактическое отделение Церкви от государства. Это будет означать, что Церковь окажется без помощи со стороны государственной власти и будет поставлена в такия условия своего существования, которыя должны повлечь за собою крайне угнетенное ея положение.

Не надо забывать, чго демократических форм правления у нас требовали представители либерализма, в особенности, его крайних направлений, которые не только совсем порвали с религиозно-нравственным идеалом русскаго народа, но сделались непримиримыми врагами нашей Церкви.

С другой стороны, будем помнить, с какою ревностию, вместе с Достоевскимъ, отстаивали наш исконный царский самодержавный строй М. Филарет Московский, Еп. Феофан Затворникъ, о. Иоанн Кронштадтский, о. Амвросий Оптинский и весьма многие достойнейшие представители православной Церкви и св. нашей Руси. Они открыто осуждали стремление к введению у нас демократическаго государственнаго строя, ибо хорошо сознавали, что этим воспользуются все враги России, чтобы погубить св. Церковь нашу, а вместе с нею и всю св. Русь.

Вне всякаго сомнения, на отделение Церкви от государства русская безбожная интеллигенция во главе с ея руководителями-масонами смотрела, как на главное средство борьбы с Церковию. "Борьба против Церкви,— по свидетельству изследователей масонства,— кончится, когда отделение Церкви от государства станет совершившимся фактомъ, когда Церковь станет частным обществомъ". [Нисъ: "Основныя черты современнаго масонства". Стр. 4]

Таким образомъ, отделения Церкви от государства желали явные враги православной Церкви, как средства ея уничтожения. Но к осуществлению сего желания стремятся и скрытые враги Церкви, которые лицемерно, под предлогом своихъ, якобы, забот о благе ея, — в целях приобретения ею полной свободы и независимости от государственной власти, проповедуют отделение Церкви от государства.

Конечно, это осуществимо только при введении в России демократическаго строя, ибо мнение, что отделение Церкви от государства допустимо и при монархической самодержавной власти в России, является абсурдным. Истинный самодержавный монарх не может согласиться на это отделение, ибо самое главное его назначение заключается в томъ, что он есть слуга Божий и покровитель Церкви, а не враг ея.

Поэтому отделение Церкви от государства могут у нас провести, по освобождении России, только враги ея, и притомъ, по учреждении в ней того или иного демократическаго строя правления, в котором заложена гибель нашей Церкви.

Отсюда ясно, что Церковь не может быть безразличной к тому, какой государственный строй будет в России; она может ради своего собственнаго блага и ради возрождения своей родины стремиться к возстановлению в ней только одного государственнаго строя — самодержавной власти царя Помазанника Божияго.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Призыв к возстановлению в будущей России истиннаго самодержавия на основе симфонии властей. Толкование теории симфонии. Ея осуществление в Византии и России.

Будем и мы вместе с нашей Церковью стремиться к получению от Бога этой величайшей Его милости. Но будем всемерно содействовать тому, чтобы самодержавная царская власть была не абсолютистской и деспотической, а истинной монархией. Таковою она и явится, если будет ограничена Церковию в смысле такого к ней отношения, при котором царская власть будет руководиться законами Божественнаго Писания и св. каноническими правилами. Иначе сказать, истинная самодержавная царская власть та, которая относится к Церкви на основе симфонии властей.

Теория этой симфонии, взятой из ІI-й новеллы Юстиниана, изложена в Славянской Кормчей, [Православная русская Церковь управлялась на основании греческаго Номонорена (называвшагося позднее Кормчею книгою), принесеннаго в Россию из Царьграда вместе с православною верою] в начале 42-й главы. Здесь говорится: "Великая паче иныхъ, иже в человецех есть дара Божия, от Вышняго дарована человеколюбия Божия, священство же и царство; ово убо Божественным служа сеже человеческими владея и пекийся: от единаго же тогожде начала обоя происходят человеческое украшающее житие, якоже ничтоже тако бывает поспешение царству сего ради, якоже Святительская честь: о обоих самех тех присно вси Богови молятся: аще бо они непорочни будут во всем и к Богу имут дерзновение и праведно и подобно украшати начнут преданные им грады, и сущее под ними будет согласие некое благо, во еже добро человечестей даруя жизни".

Мы поэтому имеем величайшую заботливость о сохранении истинных догматов и о почитании священства; ве римъ, что при почитании его Бог пошлет величайшия нам блага, утвердит те, которыя уже имеемъ, и мы приобретем те, которых еще не было до сих пор. Все хорошо идетъ, если принцип дела правилен и приятен Богу.

"Сему быти веруемъ, аще священных правил блюдение сохранится; их же праведно похваляемии самовидцы Божию славу предаша Апостоли и святии отцы сохраниша же и заповедаша". [М. В. Зызыкин. Профессор Варшавск. Университета. "Патриарх Никон. Его государственныя и каноническия идеи", ч. I , стр. 85. Варшава, 1931 г. Сравн. ч. I I , стр. 10]

Итакъ, в начале настоящей симфонии властей указывается, как самая первая мысль, — о различии священства и царства. По терминологии восточных иерарховъ, здесь слово священство взято, как часть вместо целаго, почему под словом священство надо вообще разуметь Церковь. Как видно из текста симфонии, это различие выражается в томъ, что Церковь служит Божественному, небесному, а государство — человеческому, земному. Это различие полагается здесь во главу угла, ибо симфония властей должна исходить из отличия Церкви от государства, в особенности в представляющих их властяхъ: церковной и царской. Если этого отличия не будетъ, то о симфонии не может быть и речи. Тогда, при слиянии двух властей в одну, произойдет или цезарепапизмъ, или папоцезаризм.

Истина о существовании на земле Церкви и государства, как учреждений различных друг от друга, со своими различными властями, является безспорной. Она коренится в словах Христа: Воздадите убо кесарева кесареви, и Божия Богови, [Мф. 22, 21] и в словах Ап. Павла о суде Церкви, который он противополагает суду государства. [1 Кор. 6, 1—7]

О ней свидетельствуеть 30-е Апостольское правило и 3-е правило ІII Всел. Собора, запрещающия получать епископскую власть чрез светских начальниковъ; а также правила: 11, 6, 12 Антиохийскаго и 117 Карфагенскаго Соборовъ, запрещающия клирикам обращаться в светския судилища.

Истина о данном различии явствует и из учения св. отцовъ, которые не только говорили о различии Церкви и государства, но и о превосходстве первой над последнимъ, конечно, в духовном отношении, поскольку небесныя блага, даруемыя чрез Церковь, важнее благ земныхъ, получаемых от государства. Вот почему св. Иоанн Златоуст говоритъ, что "священство настолько превосходить царство, насколько дух превосходит тело. Духовная власть Церкви поднимается над светской более, чем небо над землей". [Слово о священстве] "Закон Христовъ, — говорит св. Григорий Богослов в своем 17-м слове, — подчинил вас (владык земныхъ) нашей власти и нашему суду, ибо и мы также владычествуемъ, и наша власть даже выше вашей. В самом деле, разве дух должен преклоняться пред материей, небесное пред земнымъ". "Не императорамъ,— учит св. Иоанн Дамаскинъ,— дана власть связывать и разрешать, но Апостоламъ, преемникамъ, пастырям и учителямъ".

Об этой истине, наконецъ, говорит и то обстоятельство, что православная Церковь с самых апостольских времен имеет свое собственное законодательство, свое управление и свой суд наряду с такими же учреждениями в государстве.

Впрочемъ, не эта мысль изложенной теории об отличии Церкви от государства должна в особенности остановить наше внимание. Нам интереснее знать — в чем должно состоять самое согласие или самая симфония Церкви и государства, частнее — государственной и церковной власти? Как мы видели, эта симфония со стороны императоров выражается в сохранении догматов и почитании священства, в чем они полагали самую главную свою заботу и за что они ожидали от Бога величайших благ.

Таким образомъ, в силу этой симфонии византийские императоры прежде всего действовали, как Божественные стражи и охранители православной веры, оказывая Церкви свое покровительство в ея борьбе с еретиками. Эта деятельность их принесла Церкви необъятную по своему благотворному значению услугу в период Вселенских Соборовъ, где , по низвержении еретических учений, были составлены православные догматы.

Самые Вселенские Соборы могли бы не состояться, если бы византийские императоры не принимали такого ревностнаго участия в деле борьбы Церкви с ересями, и не смотрели на эту борьбу и на установление догматических истинъ, как на первую свою заботу и на главное свое государственное дело. "Я до сих поръ, — говорит св. Константин Великий по случаю донатовой ереси, — не могу стать вполне спокойнымъ, пока все мои подданные, соединенные в братском единении, не будут воздавать Всесвятейшему Богу истинно-умнаго поклонения, предписываемаго кафолической церковью". [Проф. Курганов. "Отношения между церковною и гражданскою властию в Византийской Империи". Казань 1880 г.; стр. 39—41] В речи императора Константина отцам Никейскаго Собора мы находим такия слова: "После того, как при помощи Бога Спасителя мы разрушили тиранию безбожниковъ, выступавших открытою войной, — пусть дух лукавый не осмеливается нападать хитростию и коварством на нашу св. ве ру. Я вам говорю из глубины сердца: внутренния разногласия в Божией Церкви в моих глазах страшнее всех сражений... Известие о ваших разногласиях повергло меня в глубокую скорбь.. Служители Бога мира, возродите среди вас тот дух любви, который вы должны внушать другимъ, заглушите всякия семена раздоровъ". [Лебо. Hиstoиre du Bas Empиre, т. I , стр. 255—256. Монархическая государственность, ч. II, стр. 54—55]

Характерна в данном случае и речь императора Маркиана, которую он произнес на ИІ Халкидонском Вселенском Соборе . "Когда Божественным опреде лениемъ, сказал онъ, мы избраны были на царство, то между столькими нуждами государства не занимало нас так никакое дело, как то, чтобы православная и истинная вера христианская, которая свята и чиста, пребывала безсомнительной в душах всехъ... Поэтому мы позаботились созвать с этим именно намерением святый собор и, кажется, показали вам свое старание, чтобы, очищенная от всякаго заблуждения и мрака, как благоволило Божество открыть себя людям и показало учение отцовъ, вера наша... внедренная в умы всехъ, сияла блеском своей славы". [Деяния Вселенск. Соборовъ, т. IІ, ч. 2. Казань, 1908 г., стр. 54]

Только общепризнанный для подданных авторитет византийских императоровъ, их твердая и общеобязательная верховная власть могла обезпечить ход соборных заседаний до благополучнаго конца, чему, как свидетельствують деяния III Вселенскаго Собора, [Деяния Вселенских Соборовъ, т. II, 1902 г] всячески мешали еретики и те смуты, которыя они возбуждали, в особенности к моменту этих заседаний при обсуждении их еретических учений.

Нельзя было обойтись без покровительства государственной власти для борьбы с еретиками и по окончании того или другого Вселенскаго Собора, даже после утверждения соборных постановлений императорскою властию. Еретики продолжали упорно отстаивать свое лжеучение и смущали народ открытою еретическою проповедью. Некогда св. Лев Папа Римский писал императору Маркиану: "Мне стало известно, что хотя нечестивый Евтихий по его заслугам находится в ссылке , но в самом месте своего осуждения он еще отчаяннее разливаеть многие яды злохулений против кафолической чистоты, и, чтобы уловить невинныхъ, с величайшим безстыдством изрыгает то, чего в нем весь мир ужаснулся и осудил. Итакъ, я нахожу полное основание, чтобы ваша милость повелела переправить его в более отдаленныя и уединенныя места". [Деяния Вселенских Соборовъ, т. IІ, ч. 11, стр. 182]

И византийские императоры пресекали это дальнейшее распространение ересей среди верующих своими распоряжениями. В указе императоров Валентиниана и Маркиана по этому поводу сказано: "По нашему повелению собрались в г. Халкидоне почтенные епископы и ясными определениями научили, что должно соблюдать относительно богопочтения. [Здесь имеется в виду определение IІ Вселен. Халкидонскаго Собора о наличии в Иисусе Христе двух естеств — Божескаго и человеческаго, которым опровергалось учение монофизитской ереси о наличии во Христе только одного Божественнаго естества.] Итакъ, пусть прекратится невежественная распря, ибо поистине нечестив и святотатец тотъ, кто, после решения стольких епископовъ, предоставляет что-нибудь собственному мне нию для изследования... Итакъ, на будущее время, пусть никакой клирик или военный, или какого-либо другого звания не осмеливается заводить общенародно, в присутствии собравшейся и слушающей толпы, разсуждения о христианской вере, изыскивая в том поводов к безпорядкам и зловерию... Не минует наказание презирающих этот законъ". [Деяния IІ Вселенскаго Собора, стр. 169]

О том же пресечении государственною властию дальнейшаго распространения еретических учений говорится и в указе императора Маркиана. [Ibиd., стр. 170—171]

В этом направлении был издан византийским императором Константином Погонатомъ, ревностнейшим приверженцем православной веры, вердикт [Ibиd., том ІI, стр. 8, Казань, 1908 г] против монофелитской ереси после ІIV. Собора, им созваннаго. "После того, как все сие таким образом постановлено [Касательно православнаго учения, что в Иисусе Христе две воли и два естественных действия, в противовес монофелитскому еретическому учению, утверждавшему, что во Христе одна воля, сообразная одному Божественному естеству] настоящим шестым Вселенским Собором (и утверждено подписью нашей державы),— говорится здесь,— повелеваемъ, чтобы никто не предпринимал чего-нибудь другого относительно веры, или не придумывал новой выдумки в догмате, или вообще не развивал учения, или не заводил речи об одной воле и одном действии... Если кто презрит настоящее наше благочестивое объявление, тотъ, если он епископ или клирикъ, или одет в монашеское одеяние, подвергнется извержению, если же состоит в чине должностных лицъ, будет наказан конфискацией имущества и лишением пояса, если же находится в состоянии частнаго человека, будет осужден на изгнание из сего царствующаго и вообще всякаго нашего города и, сверх всего этого, не избежит наказания от страшнаго и праведнаго суда". [Деяния Вселен. Соборовъ, т. ІI, стр. 254]

И не одно только упорство еретиков в своих лжеучениях побуждало Церковь искать покровительства и защиты у императорской власти. Это упорство соединялось у еретиков с крайним насилиемъ, вплоть до уголовных преступлений, которыя они совершали в отношении православных людей. [Известно, что во время разбойническаго собора, бывшаго в 449 г., его председатель патриарх Александрийский монофизит Диоскор собственноручно избил до смерти Константинопольскаго Патриарха Флавиана. При его содействии были совершены и другия убийства. (Деяния Всел. Соборовъ, т. III. Казань, 1908 г., стр. 241—242).

Великим преступником оказался и другой последователь монофизитской ереси Евтихия — Феодосий. Он с толпой обманутых им людей напал на Иерусалимъ, производил там пожары, убийства почтенных мужей, разбил темницы, освободил преступниковъ, чрез подосланную чернь пытался убить Иерусалимскаго Патриарха Иувеналия, убил Скифопольскаго Епископа Севериана и совершил много других гнусных и преступных деяний, чем вынудил императора послать против него и его разбойническаго отряда войска во главе с знаменитым военачальником Дорофеем (Деяния Всел. Соборовъ, т. IІ, стр. 171—177).

Еще более насилий было совершено еретиками донатистами. Донатисты — последователи Доната, епископа нумидийскаго, который при избрании Цицилиана в 311 г. отказался признать его за то, что он во время гонения принужден был выдать язычникам священныя книги для истребления. Донат назвал его отступником и образовал свою секту. Он проповедывал второе крещение над теми, которые вступали хотя бы из среды православных в его секту. В фарисейском самомнении его последователи считали себя святым обществом и отделились от Церкви, как греховнаго общества. Последователи Доната господствовали в христианских провинциях северной Африки и в 330 г. уже имели 172 епископа. В 348 г. они напали на императорское войско, выступившее против них для обращения, и в продолжение 30-ти лет опустошали Мавританию и Нумидию. Занимались грабежом и разбоем и подвергали пыткам техъ, которые не принадлежали к нх еретическому сборищу. (С. В. Булгаков. Настольная книга для священно-церковно служителей. Изд. 3. Киевъ, 1913 г., стр. 1614.)]

Отсюда понятно, почему Карфагенский Соборъ, как это видно из его 104-го правила, обратился к императорской власти с просьбой о вооруженной помощи против еретиковъ-донатистов. Но отсюда явствует и то, почему IІ-й Халкидонский Вселенский Соборъ, с выражением своей великой признательности за оказанныя императорами Валентинианом и Маркианом услуги Церкви в деле защиты и торжества православия, писал имъ: "Для сильных болезней нужны и сильное лекарство и мудрый врач. Поэтому-то Господь всех приставил ваше благочестие к страданиям вселенной, как наилучшаго врача, чтобы вы исцелили их приличными лекарствами, И вы, христианнейшие, принявши божественное определение, пред всеми другими приложили приличную заботливость о Церкви, предписывая первосвященникам врачество согласия. Ибо, собрав нас отовсюду, вы употребили все средства, чтобы уничтожить случившееся разногласие и укрепить учение отеческой веры". [Деяния Вселенскигь Соборовъ, т. III. Казань, 1908, стр. 280]

Вот в чемъ, по тексту ІI-ой новеллы Юстиниана, прежде всего, должна выражаться симфония властей со стороны императорской власти по отношению к Церкви. Поддержание Православной веры в ея догматах — это самая первая забота императоров.

Но, как мы видели, теория симфонии требуетъ, чтобы византийские императоры с такою же величайшею заботливостию поддерживали и все другия проявления церковной жизни, что обозначено в тексте теории симфонии словами: "о почитании священства", т. е. Церкви. Под этими проявлениями жизни Церкви, конечно, надо разуметь прежде всего власть иерархии, в почитании коей симфония даже видит наибольший успех в процветании царства, канонические законы Церкви и, наконецъ, имущественное благоденствие Церкви при содействии особых гражданских узаконений.

Что касается церковной власти, то ея самостоятельность сознавалась всеми византийскими императорами и, хотя не всегда, но признавалась ими неприкосновенной, которой и они сами в делах веры и нравственности должны были подчиняться. В свой речи епископам на Первом Вселенском Соборе Константин Великий говорилъ: "Бог поставил вас священниками и дал вам власть судить мои народы и меня самого; поэтому справедливо, чтобы я подчинился вашему приговору; мне и в голову не придет желать быть судьей над вами". [Проф. М. В. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. I-я. стр. 266] А византийский император Маркиан в своей речи епископам на IІ Вселенском Соборе сказалъ: "Мы для утверждения веры, а не для показания какой-либо власти, восхотели, по примеру благочестиваго государя Константина, присутствовать на Соборе". [Деяния IІ Вселен. Собора, т. IІ, стр. 54]

Самый процесс заседаний на Вселенских Соборах показываетъ, что византийские императоры признавали власть Церкви от них независимой. Они не были председателями Соборовъ, не участвовали в решении соборных вопросовъ, их присутствие на них не было даже обязательнымъ, а их комиссары, бывшие на Соборахъ, не оказывали никакого давления на церковное решение. Разумеется, их предложения, как представителей императорской власти, имели большое значение, но не настолько, чтобы ими предвосхищалось то или другое соборное постановление. Эти предложения поступали только на обсуждение Собора, на его благоусмотрение, причем он мог даже не делать их предметом своего обсуждения. [Деяния IІ Вселенскаго Собора, стр. 215]

По свидетельству Иоанна Епископа Смоленскаго, участие императоров на Вселенских Соборах было покровительственнымъ, внешнимъ, имевшим своею целью "соблюдение порядка, мира и церковнаго благочиния, тогда как только епископы решали религиозные вопросы в качестве Богопоставленных судей... последнее слово всегда оставалось за Церковью". [Проф. М. В. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч, 1, стр. 258]

По поводу всего сказаннаго нами об отношении императоров к Вселенским Соборам следует заметить, что на этих Соборах церковная власть проявлялась, как законодательная, как власть высшаго управления всею Церковию и как власть судебная. Следовательно, признавая решения Вселенских Соборов от себя независимыми, императоры тем самым считали власть Церкви неприкосновенной во всех функциях церковной жизни.

Во исполнение идеи симфонии властей о почитании Церкви, императоры считали такими же неприкосновенными и все установленные властью Вселенских Соборов св. каноны. Они смотрели на нихъ, как на священные законы, которым должны были подчиняться все члены Церкви, не исключая и их самих. Эти каноны были в их глазах неизмеримо выше гражданских законовъ, и они считали для себя священною обязанностию согласовать последние с первыми, заботились о томъ, чтобы гражданские законы не противоречили церковнымъ, и только тогда считали их имеющими силу.

Такъ, в одном из постановлений императора Юстиниана сказано: "Церковные законы имеют такую же силу в государстве, как и государственные: что дозволено или запрещено первыми, то дозволяется или запрещается и последними. Посему преступления против первых не могут быть терпимы в государстве по законам государственнымъ".

А в 131-й новелле того же императора Юстиниана указывается, что такими канонами, с которыми должны согласоваться гражданские законы, признаются — правила Вселенских Соборов и все, ими утвержденное, то есть правила св. Апостоловъ, поместных Соборов и св. отцов. Кодекс Юстиниана считает императорский законъ, по внутренним делам Церкви противный церковным канонамъ, не имеющим силы. [Проф. М. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр. 72]

Точка зрения о согласии закона и канона была постоянным принципом в государственном законодательстве Византии. Поэтому в Эпанагоге [Система Эпанагоги императора Василия Македонянина — памятник IХ века, в которой на основании симфонии властей решается вопрос об отношении Церкви к государству, и идеи которой вошли в последующие памятники, напримеръ, в Синтагму Матвея Властаря. (Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр. 80, 313.)] говорится, что противоречащее правилам Церкви не должно быть допускаемо, в силу чего император Лев Философ сделал постановление об отмене всех законовъ, противоречащих канонам. [Тихомиров. "Монархическая государственность", ч. I I , стр. 64—65]

Такое отношение византийских императоров к церковной власти и установленным ею священным законам побуждало ихъ, наконецъ, заботиться и о материальном благоденствии Церкви. История христианской Церкви сохранила до наших дней известие о том богатейшем "дарении св. Константина Великаго", которое он сделал св. Сильвестру Папе Римскому после того, как он был им крещен и одновременно исцелен от своей болезни. Помимо других важнейших привилегий, св. Константин дал Папе свой собственный дворец в Риме, именуемый Латеранскимъ, и весь город Рим и провинцию с западными областями, а свой трон перенес на востокъ, в городъ, назвавши последний по своему имени Константинополем. В той или иной мере дары в пользу Церкви делались и другими византийскими императорами. Конечно, церковное имущество, главным образомъ, наростало от приношений верующаго народа во исполнение Божественной заповеди о десятинах. Эти приношения поступали в Церковь, как дар самому Богу или Божией Матери и святымъ, на вечный помин.

Самое главное, на что здесь надо обратить внимание, это то, что означенное церковное имущество закреплялось за Церковью, как неприкосновенное и неотчуждаемое, святыми канонами, о чем нами было сказано во второй главе.

Так как все священные каноны византийскими императорами признавались неприкосновенными, то и эти правила в глазах их были такими же, почему церковное имущество ограждалось ими особыми законами и даже с страшными проклятиями по отношению к его захватчикам. [Проф. М. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. I I , стр. 296]

Итакъ, вот в чем состоит теория симфонии властей. В заключение этой теории выражается вера, что Господь сохранит и еще более ниспошлет византийским императорам государственных благь, если ими будут соблюдаться правила, заповеданныя от Апостолов и св. отцов. Иначе сказать, здесь говорится о томъ, что Господь не оставит императоровъ, а вместе с ними, конечно, и все государство Своими величайшими благами, если они будут руководствоваться в своих отношениях к Церкви симфонией властей, основанной на тех же Апостольских и святоотеческих правилахъ, требующих от всех ве рующих и, прежде всего от императоровъ, защиты православной веры и почитания Церкви с ея властью, законами и имуществом.

В теории симфонии властей не указано, что же должна делать для ея осуществления Церковь по отношению к государству, частнее — церковная власть по отношению к власти императорской. Это вполне естественно. Со стороны императоров для нарушения симфонии властей была опасность увлечься цезарепапизмом. Но церковная власть не могла произвести нарушения симфонии проявлением папоцезаризма, ибо православной Церкви совершенно не свойственны стремления папизма к господству над государством. Идеал православной Церкви состоит не в политическом властительстве над государствами, а в достижении нравственным подвигом святости и благодати Св. Духа для вечнаго единения со Христом в Его Царстве и здесь, и на небесах. Это Царство совсем не похоже на политическое, почему Господь и сказал Пилату: Царство Мое не от мира сего. (Иоан. 18, 36.) Стремление Православной Церкви к политической и государственной власти было бы равносильным стремлению к самоотречению и самоуничтожению. Поэтому никто из представителей церковной власти в Православной Церкви одинаково, как в Византии, так и в России, никогда не стремился к папоцезаризму.

Однако, это не значитъ, что Церковь не участвует в симфонии властей и ничего не должна делать для ея осуществления во взаимных отношениях Церкви и государства. Она очень много делала для этой симфонии. Эта де ятельность с ея стороны состояла в томъ, что она своею православною верою, низведением верующим Божественной благодати Св. Духа в таинствахъ, чрез молитвы и Богослужения, чрез свое церковное просвещение и воспитание возрождает своих сынов от ветхой к новой чистой и святой христианской жизни. Эта жизнь исключает всякое порочное отношение вообще к людям и заставляет верующихъ, в частности к императорамъ, относиться с благогове ниемъ, как к Помазанникам Божиимъ, свято исполнять их законы и быть преданными им до самопожертвования. Это Церковь так воспитывает своих членов и вместе с тем членов государства, что они, в моменты военных опасностей, объединяются вокруг своего Государя, как один человекъ, представляюгь из себя грозную силу для врага, не боятся смерти и совершают чудеса своим героическим духом. Здесь не в теории, а на практике Церковь свидетельствовала чрез воспитание своих духовных чадъ, до какой высшей меры она участвовала в данной симфонии властей.

Такова была симфония, которая осуществлялась в Византии во взаимных отношениях Церкви и государства в лице их властей. Как видимъ, она была основною догмою для византийскаго законодательства и ей приписывалось огромное государственное значение и настолько, что в осуществлении ея видели великое благо для государства, а в нарушении ея — великий для него вред.

С таким значением теория симфонии вошла в авторитетнейшие церковные акты и в государственное законодательство и после Юстиниана. Известно, что на ІII Вселенском Соборе было заслушано послание епископов Константинопольскому Патриарху Тарасию, который председательствовал на этом Соборе. В послании находятся такия слова: "Он воздвиг нам рог спасения (Лук. 1, 69) и исправления в доме и богоприятном храме Единороднаго Сына Своего Господа и Бога Спасителя нашего Иисуса Христа. Этот рог — вы, святейший, а также и занимающие по церковному установлению второе место (в Церкви) боговенчанные и богоизбранные императоры. Священство есть освящение и укрепление царства, а царство сила и твердыня священства... первое упорядочивает и заботится о небесномъ, а второе, посредством правовых нормъ, управляет земным. Ныне поистине средостение правды разрушено, согласие (симфония) одержало верх над разногласиями, разъединение уступило место единению и разномыслие изгладилось". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр.312—313]

О таком же величайшем значении симфонии властей говорится в послеюстиниановском памятнике государственнаго законодательства в Эпанагоге императора Василия Македонянина. Здесь в § 8, гл. 3-й отношение между священством и царствомъ, или между Патриархом и царем уподобляется отношению души и тела, и согласное действие, что то же — симфония между ними, определяется, как благо государства. Еще сильнее эта мысль выражена в ХII веке в послании императора Иоанна Комнена к папе Григорию:

"Два предмета,— пишет императоръ,— в продолжении моего царствования я признавал совершенно отличными один от другого: это власть духовная (т. е. Священство), которая от великаго и высочайшаго Первосвященника... Христа дарована Его Апостолам и ученикамъ, как благо неизменное, чрез которое по Божественному праву они получили власть вязать и решить всех людей, а другой предмет — это власть мирская (т. е. царство), обращенная ко временному по Божественному слову: "Воздайте кесарю, что ему принадлежитъ"— власть, заключенная в своей сфере. Эти две господствующия в мире власти, хотя разделены и различны, но действуют к обоюдной пользе в гармоническом соединении (симфонии), воспомоществуя и дополняя одна другую. Оне могут быть сравнены с двумя сестрами — Марфой и Марией, о которых повествуется в Евангелии. Из согласнаго обнаружения этих властей проистекает общее благо, а из враждебных отношений великий вредъ". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр.313—314]

С таким значением теория симфонии властей перешла и к нам в Россию, и притом в ранний период существования нашей Церкви, чрез Номоканон Иоанна Схоластика. [Теорию симфонии получил во второй половине ХIII в. Владимирский Митрополить Кирилл от Болгарскаго деспота Иакова Святослава вместе с Кормчей в сербском переводе, где среди глав И. Схоластика опять было предисловие к 6-ой новелле Юстиниана с теорией симфонии. Отсюда эта теория вошла во все Рязанския Кормчии, которыя были положены в основу печатной русской Кормчей, и теория симфонии властей таким образом оказалась в качестве действовавшаго русскаго права. После она была напечатана в предисловии к изданному в 1655 г. Патриархом Никоном Служебнику. (Проф. Зызыкинъ, "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр. 314—315; ч. 11, стр. 97—98).]

Что Юстиниановская симфония была основною догмою для определения взаимных отношений Церкви и государства в лице их власти и у нас в России, об этом свидетельствует действительность русской жизни до тех поръ, пока симфония не была нарушена со стороны царской власти во второй половине ХVII столетия. Эта действительность показываетъ, что и наши великие князья и цари действовали, как и византийские императоры, в духе этой симфонии. Поэтому и они выступали, прежде всего, как защитники и покровители православной веры, что особенно обнаруживалось на Соборахъ, которые созывались ими для ниспровержения ересей.

Собор 1441 г. осудил Флорентийскую унию, как известно, при ревностнейшей защите православия великим Московским князем Василием Василиевичем. Еще пред Флорентийским Собором (1438 г.) вел. князь убеждал Московскаго Митрополита Исидора [Митрополит Исидор — не русскаго происхождения. Был поставлен в Московские Митрополиты Константинопольским Патриархом без ведома Русской Церкви и великаго князя.] не ездить в латинскую землю. Но, в виду упорства Митрополита, сказал ему: "Если уже ты непременно желаешь идти на Соборъ, то приноси нам оттуда наше древнее православие, которое мы приняли от предка нашего св. Владимира, а новаго и чуждаго не приноси нам — мы того не примемъ". [Граф М. Толстой. "Разсказы из истории русской Церкви". Москва, 1873 г., стр. 262.] М. Исидор клятвенно обещал исполнить просьбу вел. князя. Но эта клятва была нарушена принятием им Флорентийской унии. Возвратившись в Москву, М. Исидор на первой же литургии поминал Папу, а по ея окончании Архидиаконом было прочитано определение Флорентийскаго Собора.

В виду этого, вел. князь, тут же в храме, обличил изменника М. Исидора, назвал его еретикомъ, велел низвести недостойнаго Митрополита с престола и созвал вышеупомянутый Соборъ, который не только осудил постановление Флорентийскаго Собора, но и самого Исидора. [Ibиd., стр. 268] Вот почему в "Степенной книге" сообщается, что этот князь "един обретеся Богом вразумленный ревнитель по Бозе и по Его истинном законе, который осудил унию, познал Сидора волкохищнаго ересь, и, скоро обличивъ, посрамил его". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. 1, стр. 155]

Первый Собор против жидовствующихъ, бывший в 1488 г. и происходивший под председательством Митрополита Геронтия, был созван великим князем Иоанном III. Трое осужденных на этом Соборе еретиков были по указу великаго князя подвергнуты торговой казни. Второй Собор против жидовствующихъ, бывший в 1490 г., происходил под председательством Митрополита Зосимы в присутствии того же великаго князя Ивана Васильевича III. Призванные на соборный суд еретики: чернец Захария, Гавриил — протопоп Новгородский и Дионисий — поп Архангельский, были осуждены на заточение, преданы проклятию и извержены из сана. На третьем Соборе против жидовствующих в 1504 г., происходившем под председательством Митрополита Симона, также присутствовал Государь Иоанн III. Присутствовал на нем и его сын Василий, а главным обличителем еретиков был преподобный Иосиф Волоколамский. В целях решительнаго пресечения ереси Собор вынужден был прибегнуть к крутым мерам по отношению к еретикамъ, почему виновнейшие из нихъ: Иван Волкъ, Феодор Курицынъ, Димитрий Коноплев и др. осуждены были на смертную казнь.

На Стоглавом Соборе, бывшем в 1551 г. под председательством Митрополита Макария, присутствовал царь Иоанн Грозный. Присутствовал он и на Соборе 1553 г., который происходил под председательством того же Митрополита Макария. На этом Соборе были осуждены еретики: Башкин и Артемий. На этом же Соборе, который продолжал свои заседания и в 1554 г., была осуждена и ересь Феодосия Косого.

На Соборе 1619 г. по делу о справщиках Дионисии, Архимандрите Троицкаго монастыря, старце Арсении Глухом и священнике Иване Наседке присутствовал и Государь Михаил Феодорович вместе с двумя Патриархами: Филаретом Никитичем и Феофаном Иерусалимским.

Таким образомъ, как и византийские императоры, русские великие князья считали своею важнейшею обязанностью заботиться о сохранении во всей чистоте православной веры, что требовалось симфонией властей.

Но последняя, как видели мы, вменяла византийским императорам в их первейшую обязанность почитать священство, т. е. Церковь и, прежде всего, в лице церковной власти. Это почитание со стороны великих московских князей и царей по отношению к церковной власти и проявлялось на вышеупомянутых Соборах. По примеру византийских императоров московские великие князья и цари ограничивали свое участие на Соборах только внешним покровительственным отношением к Церкви. Они только присутствовали на Соборахъ, но не стремились предвосхищать власть, принадлежащую предстоятелю Церкви, т. е. они не были председателями Соборов.

Так же, как и византийские императоры, наши русские великие князья и государи осуществляли симфонию по отношению к священным законам Церкви, святым канонам. Несомненно, постановления Соборовъ, которые они сами же созывали, имели значение руководства по церковным вопросам не только для всех верующих русских людей, но и для них самих. Царь Иоанн Грозный на обсуждение Стоглаваго Собора, бывшаго в 1551 г., представил ранее составленный "Судебникъ" и 69 письменных вопросов касательно разных сторон церковной жизни. По поводу всего представленнаго царем были вынесены определения Собора в ста главахъ, которыя обнимали собою все стороны церковной жизни: учение, богослужение, управление, церковный судъ, поведение духовенства, монашества и мирян и отношение церковной власти к гражданской. ["Стоглавъ'' сделался сводом узаконений для церковной жизни более чем на сто летъ, заменил собою "Кормчую Книгу" и был обязательным руководством для всехъ, не исключая и царей. (Булгаков. "Настольная книга для священно-церковно служителей", стр. 1759).]

В 1621 г., при Михаиле Феодоровиче был созван Собор в связи с вопросомъ: нужно ли перекрещивать жениха царевны Ирины Михайловны королевича Вольдемара, который на перекрещивание не соглашался. В силу личных и политических причин царь Михаил Феодорович желал этого брака. Но Собор не согласился отменить перекрещивание католика. И царь, как ни тяжко ему было, покорился соборному определению. [Л. Тихомиров. "Монархическая государственность" ч. III, стр. 54—65.]

Если же таково было отношение великих князей и царей русских к определениям местных Соборовъ, то постановления Вселенских Соборовъ, выраженныя в св. канонахъ, несравненно больше имели для них авторитета и, тем более, что они были ревнителями православной веры и первыми покровителями Церкви.

Вследствие этого, наши великие князья и цари относились к св. канонамъ, как к законам Божественным и неприкосновенным. Тотъ-же Иоанн Грозный на Стоглавом Соборе говорил епископамъ, что, если бояре или царь прикажут им что-либо делать не по правилам св. отцовъ, то пусть они не слушаются, хотя бы им угрожали смертью. [Проф. Зызыкинь. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 47.]

Так же, наконецъ, как и византийские императоры, наши великие князья и цари относились, во исполнение все той же симфонии властей, и к имуществу Церкви. Они считали одною из главнейших своих обязанностей заботиться о материальном обезпечении Церкви. Поэтому, начиная со святого Владимира, великие князья и цари, во исполнение Божественной заповеди о десятинах и согласно св. канонамъ, давали в Церковь свои дары, как Самому Богу, Его пречистой Матери и святымъ, и ограждали церковное имущество своими уставами и грамотами. [Смотри подробнее о церковном имуществе во второй главе].

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Уничтожение симфонии властей византийскими императорами-иконоборцами и Петром I. Нарушение симфонии властей Алексеем Михайловичем. Патриарх Никонъ, как защитник русской идеологии. Несостоятельность обвинений Патриарха Никона в гордости.

Таким образомъ, наши русские великие князья и цари так же осуществляли симфонию или согласие властей, как она осуществлялась византийскими императорами.

К несчастию, эта симфония в царствование Алексея Михайловича стала нарушаться, и в этом нарушении Россию надо поставить в аналогию с Византией. Не все византийские императоры в отношении своем к Церкви были подобны св. Константину, Феодосию Великому, Маркиану и Юстиниану. Многие из них нарушали начала симфонии. В особенности этим отличались императоры иконоборцы. В их отношениях к Церкви симфония властей была даже совсем уничтожена, так как они единолично главенствовали и над государствомъ, и над Церковию, причемъ, вследствие нарушения симфонии и ея основ — православной веры и св. каноновъ, — они делались жестокими ея гонителями.

В таком уничтожении симфонии иконоборческими императорами Церковь усматривает причину падения Византии. Этот взгляд ея выражается в Четьи-Минеях под 14 числом июня месяца, где мы находим такия слова: "Умножения же ради иконоборныя ереси, и проливания ради кровей безчисленных благочестия исповедниковъ, люто от иконоборцев мучимыхъ, отторжеся запад от области царей греческихъ, поставив себе царя инаго. И нача Греческий царь единою токмо Грециею обладати, и то не целою; понеже и святый град Иерусалим с Палестиною, и Сириею, и Аравиею, такожде и Египет с подлежащими тому странами во область Сарацинскую взяты быша. Сия же вся грех ради христианъ, от истиннаго благочестия отпадшихъ, к ересем же уклонившихся, и иконы святыя поправшихъ, от Бога попустишася".

Такое уничтожение симфонии властей у нас в России случилось при Петре I. Хотя кровавых гонений против православной Церкви, подобных темъ, которые воздвигались иконоборческими императорами, при Петре не было, зато уничтожение симфонии при нем было во всей полноте. Своими противоцерковными реформами, своею личною, противоцерковною жизнию Петр положил среди русскаго народа начало отступления от православной веры в протестантском направлении, по которому шли еще задолго до появления протестантизма иконоборческие императоры. В силу такого отрицательнаго своего отношения к православной вере Петр уничтожил и другую основу симфонии — почитание со стороны императорской власти священства или Церкви. Им упразднена была самостоятельная церковная власть, святые каноны им были нарушены, а церковное имущество было отнято в пользу государства. Такое уничтожение Петром симфонии властей, при его искаженной самодержавной, вернее — абсолютистской и деспотической царской власти, так потрясло исконныя начала русскаго народа, что последний, несмотря на все покровительство Церкви русских царей ХIХ в., уже не мог оправиться и встать на свой заповеданный ему Богом путь осуществления религиозно-нравственнаго идеала — путь святой Руси. Поэтому здесь, в уничтожении Петром симфонии властей, и была заложена причина гибели России.

Но ничто в мире не делается сразу. Все происходить в порядке постепенности. В силу этого не сразу произошло уничтожение симфонии Петром. Оно имело под собою почву в виде нарушения симфонии, которое началось в царствование Алексея Михайловича вместе с появлением его "Уложения" в 1649 г. и, в частности, Монастырскаго Приказа.

По "Уложению", Монастырский Приказ был учрежден для суда над духовенствомъ, не исключая Митрополитовъ, Архиепископов и Епископовъ, по гражданским деламъ, которыя ранее были в ведении Церкви и подлежали святительскому суду. Это чисто государственное учреждение, имевшее в своем составе (за исключением начальнаго периода своего существования) только светских лицъ, было совершенно независимым от Церкви. В соответствии с этим и судьи Монастырскаго Приказа назначались царемъ, получали содержание от государства и увольнялись им без всякаго сношения с Церковною властью. [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 261, 263, 265—266.] На практике Монастырский Приказ в своем вмешательстве в Церковныя дела пошел далеко за пределы "Уложения". Он судил духовных лиц иногда и по духовным деламъ; стал участвовать по финансовым делам в Церковном управлении, назначать на духовныя должности и заведывать частичной конфискацией церковных имуществъ, [Ibиd., ч. II. стр. 25.] при запрещении "Уложениемъ" в его 42-ой статье ХIII главы дальнейшаго роста церковных имуществ чрез приобретение духовными властями вотчин. [Ibиd., стр. 291—293]

На эту последнюю функцию Монастырскаго Приказа следует обратить особенное внимание, так какъ, по изследованию проф. Беляева, учреждение Монастырскаго Приказа вызывалось не столько желанием сделать суд для всех равным и отменить привиллегию духовенства в гражданском суде, сколько скрытым стремлением передать церковное имущество государству. [Ibиd., стр. 294]

Таким образомъ, здесь, в Монастырском Приказе, мы имеем перед собою покушение на уничтожение одной из двух основ симфонии. Первая основа — догматы православной веры остаются неприкосновенными царскою властью; зато здесь нарушается вторая основа симфонии — о почитании священства или Церкви, отчего нарушается и вся теория симфонии, по слову Ап. Иакова: иже бо весь закон соблюдетъ, согрешит же во единомъ, бысть всем повинен. [Иак. 2. 10]

Против этого нарушения, как необъятнаго зла для русскаго государства, вступил в борьбу Святейший Патриарх Никонъ, сделавшись, благодаря ей, для нас величайшим защитником симфонии властей и вместе с этим — проповедником истинной самодержавной царской власти и поборником русской идеологии. Ввиду такого значения Патриарха Никона для русской идеологии, мы считаем необходимым остановиться подробнее на его личности.

Монастырский Приказ вызвал борьбу со стороны Патриарха Никона единственно потому, что был проникнут цезарепапистским духомъ, который бояре постарались внедрить в душу царя Алексея Михайловича, желая господствовать над Церковью. Когда появилось "Уложение" (1649 г.), царю было только 20 летъ, а Патриарх Никон был тогда только Архимандритом Новоспасскаго монастыря и не мог противодействовать осуществлению в жизни деятельности Монастырскаго Приказа. Сделавшись Патриархомъ, он смог только добиться временнаго приостановления его действия. Но после ухода П. Никона из Москвы в Новый Иерусалимъ, бояре, действуя на слабохарактернаго царя, достигли в полной мере осуществления назначения Монастырскаго Приказа во всех его расширенных ими полномочиях.

Сознавая всю зловредность для государства и Церкви цезарепапистскаго духа, П. Никонъ, как это видно из его сочинения: "Раззорение", [Свое "Раззорение" П. Никон написал в 1664 г. в опровержение боярина Стрешнева и Паисия Лигарида. Этот замечательный труд не был известен в русской печати. Его перевел английский писатель Пальмер на английский язык. И уже отсюда содержание "Раззорения" стало для нас иззестнымъ, благодаря весьма ценному для русской Церкви капитальному труду почитателя Патриарха Никона профессора Варшавскаго университета М. В. Зызыкина: "Патриарх Никон. Его государственныя и каноническия идеи".] не мог оставить без протеста деятельность Монастырскаго Приказа, направленную к лишению самостоятельности Церкви. Прежде всего он протестовал против вмешательства светской власти касательно суда над духовенством по гражданским деламъ, отмечая нарушение этим нововведением традиций, которыя вели свое начало от византийскаго и русскаго государственнаго законодательства. Вся сила этих традиций, по свидетельству П. Никона, заключалась в томъ, что оне связаны были с заклятиями устава св. Владимира. "Если кто, говорится здесь, "нарушит мой уставъ, будет ли то мой сын или слуга, или кто-либо из моего рода или из бояръ, и вмешается в церковныя дела Митрополита, которыя я дал Митрополиту, и Церкви, и Епископам во всех городахъ, согласно канонамъ, тот будеть судим и наказан. Если кто попытается захватить суд церковный, он лишается имени христианина, и все такие да будут прокляты св. отцами". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ" ч. I I , стр. 270]

П. Никон не мог оставить без протеста эту судебную деятельность Монастырскаго Приказа и потому, что видел в ней повод к еще большему вмешательству в церковныя дела и захват церковной власти в светския руки с прямым нарушением св. канонов.

В особенности, одним из таких было вмешательство Монастырскаго Приказа в управление Церковью. "Что же сказать, — пишет П. Никон в "Раззорении", — о Митрополите Питириме, который в епархиях других епископов и по приказу царя и вельмож совершает посвящение? Какого великаго проклятия он не заслуживаетъ, согласно тому, что избранный светскою властью низвергается вместе с посвятившимъ! Но теперь Архиепископы, архимандриты и попы в монастыре избраны самим царемъ, и Митрополит Крутицкий их посвящаетъ". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 26]

По поводу такого вмешательства Патриарх Никон заявляетъ, что для управления Церковью необходимо иметь благодать Апостоловъ, а не благодать на управление царством. [Ibиd., 1 ч. 11, стр. 25] Цитируя слова Ап. Павла и овых убо положи Бог в Церкви первее Апостоловъ, второе пророковъ, третие учителей, Патриарх Никон спрашиваетъ: "Почему же царь не назван на первом месте по высоте царской власти? Каждый должен знать свою меру". [1 Кор. 12, 28—31; Проф. Зызыкин. "Патр. Никонъ",ч. II, стр. 27]

В этом захвате царем церковной власти по управлению Церковью Патриарх Никон видит то отступление от Св. Писания и св. каноновъ, которое будет почвою для появления антихриста. [2 Сол. 2, 3] По его словамъ, царю следовало бы быть образцом соблюдения св. канонов для всехъ, и в государственном законодательстве не делать отступления от них. Но это отступление, эта апостасия уже явилась, и потому можно ожидать осуществление предсказаний Апостола о вещах грядущихъ; исполнения того, что было открыто Богом пророку Даниилу. "Как Мидийская империя, — говорит Патриарх Никонъ, — была разрушена Вавилономъ, а Вавилонская Персидской, а Персидская Македонской, а Македонская — Римской, так Римская должна быть разрушена антихристомъ, а он — Христомъ". [Проф. Зызыкин. "Патр. Никонъ" ч. II, стр. 24—25].

Очевидно, Патриарх Никон в понятие Римской империи включает и Россию, как продолжение первой в отношении унаследования от нея императорской государственной власти, в которой еще св. Иоанн Златоуст видел "удерживающаго от среды", [2 Сол. 2, 7] то-есть препятствие для появления антихриста.

Так же сильно протестовал Патриарх Никон и против частичной секуляризации Монастырским Приказом церковнаго имущества.

Хотя секуляризация, произведенная Монастырским Приказомъ, была частичной и касалась церковных имуществ епископов Московской области и владений патриаршихъ, тем не менее Патриарх Никон придавал ей огромное отрицательное значение для всего государства. И это понятно, ибо в "Уложении" была проведена мысль, что государство вообще может обращать в свою собственность имущества, которыя принадлежат церковным властям и учреждениям. Патриарх Никон ясно виделъ, что государственная власть своим законодательством намеревается отнять от всей Церкви средство к осуществлению ея высшей задачи — церковнаго просвещения и воспитания русскаго народа, и тем предохранить его от гибели.

Отсюда понятно, почему П. Никон в своем протесте против данной секуляризации так настойчиво требовал исполнения государственною властью св. каноновъ, коими церковное имущество, как собственность Божия, должно быть неприкосновенным и неотчуждаемым. [Кормчая; IV Всел. Соб., пр. 24; VI В. С., пр. 29; 1 пр. Двукр. Соб. и 12 пр. VII В. Соб.]

Ясно отсюда и то, почему П. Никон в том же своем протесте указывалъ, что захват государством церковной собственности влечет за собою страшныя наказания от Бога. Он приводил в пример царя израильскаго Ахава, который не много взял из того, что посвящено Богу, но гнев Божий пал на весь Израиль. Указывался им и царь египетский Шишалъ, котораго поразил Господь за поход на Иерусалим с целью овладеть сокровищами Иерусалимскаго храма, а также ассирийский царь Сеннахиримъ, захотевший взять город Иерусалим и осквернить его святыню; Господь рукою Ангела поразил за это смертью 185 тысяч ассирийскаго войска. [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 38.]

Впрочемъ, указывал П. Никон и на те несчастья, которыя случились в России за частичную секуляризацию церковнаго имущества, напоминая о жертвах чумы 1654—55 г.г., о гибели от чумы бояръ, оставленных царем в Москве во главе с князем Пронскимъ, и страшное поражение Василия Шереметьева и князя Ивана Хованскаго. [Ibиd,, ч. II, стр. 300—301.]

В предчувствии несравненно больших несчастий, ожидавших Россию за отнятие церковнаго имущества и за поглощение государственною властью церковной, П. Никон не мог не обратить внимания царя Алексея Михайловича на свое страшное сонное видение, бывшее ему в 1661 г. в Церкви Новоиерусалимскаго монастыря за утреней. Св. Петръ, Митрополит Московский, явился П. Никону и повелел предупредить царя Алексея Михайловича, что Богу не угодны его посягательства на церковное имущество и восприятие им на себя архиерейскаго суда; святитель угрожал страшным наказанием Божиим за поступки царя, которое разразится над царскою властью в России. Это наказание было показано в видении П. Никону в виде необычайнаго огненнаго пламени, исшедшаго из Московскаго Успенскаго собора и поглотившаго царский дворец.

Вообще П. Никон смотрел на "Уложение", как на противоканоническия реформы, которыя должны были вести Россию к гибели. Недаром П. Никон называл "Уложение" проклятою уложенною книгою. [Ibиd., ч. II, стр. 317.] В Монастырском же Приказе он видел начало расцерковления русскаго государства, которое совершилось при Петре. Идея оцерковления России чрез государственное законодательство, непротивное св. канонам и проникнутое духом Церкви, или ея верою, была основным мотивом деятельности П. Никона и его борьбы с расцерковлениемъ, которое осуществлялось чрез "Уложение" и Монастырский Приказ.

Так как оцерковление Русскаго государства имело своим источником истинную самодержавную власть в ея отношении к Церкви на основе симфонии властей; а расцерковление его было ничем инымъ, как нарушением этой симфонии царской властью, которая в таком случае уже теряла свой истинный характеръ, то можно сказать, что борьба П. Никона была исповеднической защитой исконной русской идеологии. Борьба Патриарха была направлена к тому, чтобы Русское Государство возглавлялось истинною царскою самодержавною властью, при которой только и возможно осуществление симфонии властей и, следовательно, — процветание Церкви и государства силою православной веры.

П. Никону не суждено было оказаться победителем в этой борьбе. Он палъ, ибо его идея оцерковления Русскаго Государства не была принята царем и в особенности окружавшими его боярами. Однако, П. Никон указал нам путь к возрождению России в лице истинной самодержавной царской власти, которая должна относиться к Церкви на основе симфонии властей.

Поэтому пусть П. Никон будет учителем всех русских православных людей в их стремлении к возрождению нашей родины. Пусть он навсегда останется для нас чистым от того нарекания на его светлый великий образъ, которое могло бы подорвать его авторитет в наших глазахъ, если бы имело под собой достаточное основание. Мы имеем в виду обвинение П. Никона в непомерной гордыне, которое будто бы свидетельствуется с одной стороны его стремлением к единоличному властительству над Церковью и государствомъ, т. е. наличием в его деятельности идеи папоцезаризма; с другой — его уходом из Москвы в Новый Иерусалимъ, когда его папоцезаристския стремления не осуществились.

Это обвинение не соответствует действительности уже в силу того одного, что оно исходило от врагов Патриарха и в частности — от раскольниковъ-старообрядцев. Последние возводили на П. Никона, при его жизни и после смерти, многия клеветническия обвинения, в числе коих было и обвинение в чрезмерной гордости. Они говорили, что П. Никон "возгордился на царский чин и власть". Все эти клеветы уже устранены изследованиями профессора Субботина и трудом профессора Зызыкина: "Патриарх Никонъ".

Обвинение в гордости в особенности распространял и устно, и печатно (в своей "Истории суда над П. Никономъ") самый лютый его враг Газский митрополит Паисий Лигаридъ, искавший перваго места в Русской Церкви и готовый на все в угоду царю и боярам. Чтобы иметь истинную оценку даннаго обвинения П. Никона, надо знать, что представляет собою личность Паисия Лигарида.

Последни й был совершенно аморальною личностью и послушным орудием бояр в их стремлении низложить Патриарха. Он отличался крайним двуличием и вымогательством денег у царя Алексея Михайловича и бояр. Его книга: "История Иерусалимских Патриарховъ" была направлена против православной Церкви в целях возвышения папской власти. Патриархи Мелетий Константинопольский и Нектарий Иерусалимский на основании этой книги предали Паисия Лигарида анафеме и отлучили его от Церкви. Царь Алексей Михайловичъ, весьма расположенный к Лигариду и благодарный ему за проведение дела против П. Никона, видел в осуждении Лигарида осуждение всего подъятаго им никоновскаго дела. Поэтому он усердно просил о возстановлении Паисия в сане особой грамотой к П. Нектарию. Но так как на Иерусалимской кафедре оказался уже с 1669 г. П. Досифей, то последним и послан был ответ. Досифеи, уступая крайней мольбе Алексея Михайловича, снял с Лигарида запрещение, но чрез два месяца опять его запретилъ, зная, что он тайный католик и содомит. [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 215.]

Разумеется, для опровержения даннаго обвинения П. Никона лучше всего нам обратиться к исторической действительности и посмотреть, были ли здесь такие факты в отношениях Патриарха к царской власти, которые обличали бы его в стремлении к папоцезаризму. Ни одного подобнаго факта мы не найдем. Напротивъ, действительность говорит о томъ, что П. Никон везде и всюду проповедывал учение о необходимости положить в основу взаимоотношений царской и церковкой власти идею симфонии. Это учение им было выражено еще пред самым вступлением в сан патриаршества, когда 22 июля 1652 г. в Успенском соборе он говорил царю и боярамъ: "Если вам угодно, чтобы я был у вас патриархомъ, дайте мне ваше слово и произнесите обет в этой соборной церкви перед Господом и Спасителем нашим и Его Пречистою Матерью, Ангелами и всеми святыми, что вы будете содержать Евангельские догматы и соблюдать правила св. Апостолов и св. отцов и законы благочестивых царей. Если обещаетесь слушаться и меня, как вашего главнаго архипастыря и отца, во всемъ, что буду возвещать вам о догматах Божиих и о правилахъ, в таком случае я, по вашему желанию и прошению, не стану более отрекаться от великаго архиерейства". [Ист. русск. Церкви М. Макария, ХII; стр. 7.]

Таким образомъ, в этой речи своей П. Никон требовал от царя, бояр и духовенства соблюдения догматов и св. каноновъ, на основании которых они должны были определять свои к нему отношения. Но эти догматы и каноны, как видели мы, являются основами симфонии властей.

Еще определеннее П. Никон выразил свое стремление к осуществлению симфонии в речи на Соборе 1564 г., когда сказалъ: "По словам благочестиваго царя Юстиниана, два величайшие дара даровал Бог людям по Своей благодати: священство и царство, из которых одно служит Божественнымъ, а другое правит человеческими (делами), но оба, происходя из одного и того же начала, украшают человеческую жизнь; они тогда только могут выполнить свое призвание, если будут заботиться о сохранении между людьми Божественных заповедей и церковных правилъ". [Ист. русск. Церкви М. Макария. ХII, стр. 140.]

То же самое стремление П. Никона ярко было выражено и в том обстоятельстве, что теория симфонии властей была помещена им в предисловии изданнаго им в 1655 г. Служебника. Здесь о царе и Патриархе говорится, как о "Богоизбранной сей и премудрой двоице", которая в лице царя Алексея Михайловича и П. Никона председательствовала на Соборе 1654. [Конечно, царь мог быть на Соборе только в качестве почетнаго председателя. Проф. Зызыкин. "Патр. Никонъ", ч. II, стр. 50, 97-98.]

В своем сочинении: "Раззорение" П. Никон ясно различает власть церковную и власть царскую, из коих ни одна не должна подавлять своим вмешательством области другой, но каждая должна блюсти свой порядок за своею собственною ответственностью. "В духовных делахъ, говорится здесь, воля царя не может стоять выше церковнаго закона, ни в отношении какого-либо дела, принадлежащаго Церкви, царь не может делать установлений или действовать с властью контролирующей. Так же надо понимать и о церковных канонахъ, которые повелевают соблюдать и поддерживать царские законы. Ни один человек не может противодействовать канонам Церкви, учению св. отцов и законам царства, или что-либо возражать против нихъ: каждая имеет свой собственный порядок и права, установленныя Богомъ, и каждая должна поддерживать и защищать свой собственный порядок для себя, на свою собственную ответственность". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 60.]

На протяжении всей рукописи П. Никона в 900 страницъ, переведенных Пальмером на английский языкъ, нет ни одного слова, которое говорило бы о требовании для Патриарха какихъ-либо прав в делах государственнаго управления.

И не только в поученияхъ, речах и сочинениях П. Никона нельзя найти ничего, что говорило бы о его претензии на участие в управлении государственными делами в какой бы то ни было мере. Этого совсем не было и в его деятельности. В данном случае весьма характерны слова самого царя Алексея Михайловича, которыя свидетельствуют о полном невмешательстве П. Никона в светския государственныя дела. Эти слова произнес царь в 1657 году в ответ на просьбу одного диакона о снятии с него запрещения, наложеннаго на него П. Никоном. "Боюсь, — сказал ему царь, — что Патриарх Никон отдаст мне свой посох и скажетъ: возьми его и паси монахов и священниковъ; я не прекословлю твоей власти над вельможами и народомъ; зачем же ты ставишь мне препятствие в отношении к монахам и священникамъ". [Ibиd., ч. I.стр. 198.]

Даже титул "Великаго Государя", который П. Никон не соглашался принимать, и государственное регенство в отсутствие царя, принятое по просьбе последняго, на которое П. Никон смотрелъ, как на службу Государю, абсолютно не говорят о его стремлении к вмешательству в государственныя дела. И то, и другое свидетельствует не о политической, а о духовной высоте патриаршества, до котораго достигло оно благодаря гениальности П. Никона.

Мы можем в защиту П. Никона сказать еще больше. Он не только не вмешивался в государственныя дела царя, но и в своих церковных делах не стремился к единоличному властительству. Он привлекал к участию в них епископов русской Церкви и того же царя, о чем свидетельствуют созванные им Соборы. [Собор 1654 г. был созван П. Никоном для одобрения предприятия, касательно исправления церковных книгь. На Соборе 1655 г. было разсмотрено и одобрено исправление Служебника. Собор 1656 г. продолжал исправление книг и установил ряд реформъ, в числе коих оказалось запрещение перекрещивать католиковъ.] "Не допустимо думать, — пишеть Голубинский, — что Соборы только прикрывали своеволие П. Никона. На Соборе 1654 г. был и царь, кроме якобы деспотическаго Никона; если Павлу Коломенскому не мешали высказаться противъ, то не были заграждены уста и другимъ... Затем на Соборе 1666 г. единодушный голос епископов свидетельствовалъ, что никоновское исправление было делом всех представителей русской Церкви, кроме одного, следовательно, это было делом всей Церкви". [Голубинский. "К нашей полемике со старообрядцами", Богословский Вестникъ, 1892 г.]

Итакъ, если в исторической действительности не находится никаких фактических данных обвинять П. Никона во вмешательстве в государственныя дела, то нет никаких оснований и для его обвинения в непомерной гордости, которая приписывается П. Никону на основании этого мнимаго его вмешательства. Все это обвинение взято из собственнаго ума Лигарида и исходило из злобы врагов П. Никона.

То же самое нужно сказать и относительно обвинения П. Никона в непомерной гордости на основании ухода его из Москвы в Новый Иерусалим 10 июля 1658 г. По мнению С. М. Соловьева, этот уход есть ни что иное, как протест П. Никона против лишения его прежняго значения в государстве, или — средство давления на царя, имевшее целью заставить удовлетворить честолюбие и гордость Патриарха и вернуть его к прежнему положению в государстве. Соловьев смотрит на свое мнение, как на психологическия причины, побудившия П. Никона удалиться из Москвы в Новый Иерусалим. [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр.99-100.]

Но это психологическое объяснение ухода П. Никона имеет своим источником взгляд на него, как на крайне гордаго человека, все того же Лигарида и потому является пристрастным и несостоятельным.

И по существу своему это психологическое объяснение является слишком не психологичным. В своем "Раззорении" П. Никон пишеть: "Если бы Великий Государь царь не обещал перед Богом и Матерью Божиею соблюдать заповеди Святого Евангелия, святых Апостоловъ, и святых отцовъ, то я бы не помыслил принять такой сан. Но Бог ведаетъ, как Великий Государь царь дал свой обет в Св. Церкви пред Господом и Богом и всечестным и животворящим образом Всесвятейшей Пречистой и Преблагословенной Девы Матери Божией и Приснодевы Марии, и пред святыми Ангелами, и пред всеми Святыми, и пред освященным Соборомъ, и перед его царским синклитом и перед всем народом. И пока онъ, Великий Государь царь, сколько мог держался своего обета, повинуясь святой Церкви, мы хранили терпение. Но когда он нарушил свой обет окончательно и стал на нас неправедно гневаться, как Господу Богу известно, тогда мы, помня свое собственное обещание соблюдать заповеди Божии, данныя при поставлении в Патриархи собственноручной подписью, войдя в Святую Церковь в годовщину принесения в Москву святой Ризы нашего Господа Бога и Спасителя Иисуса Христа, и окончив святую литургию, засвидетельствовали перед Богомъ... [Имеется в виду прощальное слово П. Никона пастве, сказанное им 10-VII, 1658 г., по окончании литургии.] безпричинный гнев царя и ушли, помня Божественныя заповеди (Мф. 10, 22): "Когда же будут вас гнать в одном городе, бегите в другой, ибо истинно говорю вамъ: не успеете обойти городов Израилевыхъ, как придет Сын Человеческий". И, выйдя из города, помня заповеди Божии: "Когда не принимают вас и не слушают васъ, уходите из дома того, стряхайте прах от ног своихъ". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 357.]

Таким образомъ, как свидетельствует сам П. Никонъ, он ушел вследствие того, что царь нарушил клятву, перестал слушать его в делах духовныхъ, и в прощальном слове обвинил царя в своем уходе, поставив его в положение гонителя. Как человек в высшей степени умный и гениальный, онъ, конечно, не мог рассчитывать, что за такое прощальное его исповедническое слово царь вернет его. Скорее он мог ожидать, что царь еще более на него разгневается. Но П. Никон не мог поступить иначе, ибо безкомпромиссно боролся за истину и неуклонно требовал от царя исполнения клятвы, данной им при вступлении Никона на патриаршество, клятвы соблюдать Божественныя заповеди и св. каноны и сообразно с этим относиться к церковной власти.

Этому психологическому объяснению проф. Соловьевым ухода П. Никона надо противопоставить истинное психологическое объяснение слова П. Никона, при вступлении его на патриаршество, какое делает проф. Стенли, в целях уяснения смысла того же ухода П. Никона. По поводу требования П. Никоном от царя клятвы 22 июля 1652 г., проф. Стенли говоритъ: "В самом (этомъ) требовании мы узнаем тот же открытый, решительный и непреклонный характер. Властолюбие, ищущее неограниченнаго господства, никогда не предложит таких требований и притом в минуту своего возвышения. Оно постепенно, незаметно посягает на права других. Такое требование можеть сделать только человекъ, глубоко сознающий важность предстоящих ему обязанностей и всю силу препятствий на пути к их выполнению... Каким вступил он на кафедру—строгимъ, решительным и непреклоннымъ, таким чрез шесть лет он оставил ее". [Прибавл. к творениям св. отцовъ, 1862]

Как видимъ, психологическое объяснение ухода П. Никона профессором Стенли совершенно исключает возможность объяснять уход П. Никона в смысле его непомерной гордости. Напротивъ, на основании этого ухода оно говорит о немъ, как о мужественном исповеднике Божественных заповедей и своих священных патриарших обязанностей. Проф. Стенли, как чуткий и истинный психологъ, чрез уход П. Никона вскрывает в нем не гордость, а редкий дух исповедничества.

Это мнение проф. Стенли об уходе П. Никона совпадает с мнением Иерусалимскаго П. Нектария. Для нас это патриаршее мнение должно быть особенно ценным. В данном случае высказывается весьма авторитетное лицо, о котором его преемник Иерусалимский П. Досифей отзывался в своем письме к царю Алексею Михайловичу, как о высоком нравственном авторитете. Помимо того, П. Нектарий находился вдали от никоновской московской смуты и не был заинтересованным лицом. Он дает положительный отзыв о П. Никоне, несмотря на то, что ему были представлены чрез иеродиакона Мелетия — друга Лигарида от врагов П. Никона самыя отрицательныя сведения относительно последняго. Вот что писал (от 20 января 1664 г.) П. Нектарий царю Алексею Михайловичу по поводу присланной грамоты. "В сей грамоте мы не нашли ни причины удаления Св. Патриарха вашего Кир Никона, сослужителя и брата нашего о Христе нашего смирения, ни другой какой вины против него, кроме пятилетняго его отсутствия... Итакъ, просим мы Святейшее Ваше Величество, чтобы вы не преклоняли слуха своего к советам мужей завистливыхъ, любящих мятежи и возмущения, а наипаче, если таковые будут из духовнаго сана... Несогласия и возмущения в Церкви страшнее всякой войны, ибо раздирают нетленную одежду Христову, которую не разделили и жестокосердые воины во время страдания Христова; раздирать же одежду Христову есть явный знак погибели души, за которую умер Христосъ... Итакъ, помысли о семъ, миролюбивый государь, последуй кротости Давида, восприими ревность по вере православной и постарайся со тщанием паки возвести Патриарха вашего на престол его, дабы во время священнаго твоего царствования не было положено злого и гибельнаго начала сменять православных и правомыслящих о догматах веры Патриархов ваших. Сие есть начало разрушения Церкви нашей в Константинополе; оно послужило и доныне служит источником многих зол и сделало нас посрамленными перед западной церковью. Опасайтесь и вы, чтобы необычайное у вас не обратилось в гибельную привычку. Если Никон говоритъ, что он не отрекался от престола, но от непокорныхъ, то ясно, что он обличает непокорность народа. Итакъ, покажите к нему достодолжное повиновение, как к строителю благодати, не обыкновенное в Церквах Божиихъ, но каковое предписывают Божественные законы. Отречение же его, которое, как говорятъ, он сделал в Церкви, может быть принято снисходительнее для соблюдения тишины, тем более, что он Кир Никонъ, как мы сказали, отрекался от непокорнаго народа, а не от престола". [Проф. Зызыкин. "Патриарх Никонъ", ч. II, стр. 220—221] Хотя это письмо П. Нектария написано весьма корректно и сдержанно, тем не менее по своему содержанию оно является страшным обвинительным приговором для царя Алексея Михайловича, бояр и всех врагов П. Никона, которые на языке канонических правил разсматриваются в данном случае, как непокорная паства или непокорный народъ, в силу чего св. каноны предвидят оставление его архипастырями.

Прежде всего здесь выгораживается личность П. Никона от обвинений со стороны его врагов. Затем П. Нектарий обращает внимание царя Алексея Михайловича на то, что в русской Церкви раздирается риза Христова, совершается ужасная церковная смута, которая страшнее всякой войны и виновником которой является сам царь, так как он слушает людей завистливыхъ, любящих мятежи и возмущения. Патриарх умоляет царя с особенной заботливостью и почтительностью возвратить на престол П. Никона и предупреждает его, чтобы П. Никон не был смещен с патриаршей кафедры, что будет поводом для русских царей так поступать в русской Церкви и впредь, и что является величайшим зломъ, от котораго страдала и страдает Константинопольская Церковь.

Нам в данном случае следует обратить особенное внимание в этом письме П. Нектария на то, что им обвиняется в непокорности, что то же — в гордости, не П. Никонъ, а его непокорная паства, т. е. царь, бояре и прочие враги П. Никона. Последний же представляется в письме, как обличитель этой гордости, как мужественный безкомпромиссный духовный их глава.

Кстати сказать, эта непокорность или гордость врагов П. Никона возросла до такой степени, что они не только не вернули П. Никона на его кафедру, но два раза — в 1662 и в 1664 г.г., когда П. Никон сам делал попытки вернуться на свою кафедру и приезжал с этой целью в Москву, — царь и бояре изгоняли его.

Итакъ, попытка проф. Соловьева обвинить П. Никона в непомерной гордости, вследствие его ухода в Новый Иерусалимъ, не имеет под собою никаких достаточных оснований. Поэтому мы должны смотреть на уход П. Никона в Новоиерусалимский монастырь, как на средство его архипастырскаго воздействия на царя, имевшее своею целью побудить последняго переменить свое противоканоническое отношение к православной Церкви и установить к ней отношение на почве симфонии. Будем смотреть на его уходъ, как на исповедничество, так какъ, если бы он не ушелъ, то оказался бы в числе тех малодушных людей, которые потворствовали светской власти в ея незаконном и гибельном для государства вмешательстве в церковныя дела.

Будем по данному вопросу единомысленны с П. Нектариемъ, а не с теми, которые в своих обвинениях П. Никона исходили из клеветнических воззрений Лигарида, точнее, из его недобраго сердца, из котораго, согласно словам Христа, исходят помышления злая. [Мф. 15, 19] Эти помышления всегда видят одно только зло в людяхъ, доброе превращая в злое.

Есть, наконецъ, и еще одно основание, в силу котораго мы должны отметать мнение, что П. Никону была присуща непомерная гордость. Этим основанием является его подвижническая жизнь, увенчанная исповедническими страданиями и дарами Св. Духа.

К строго аскетической жизни П. Никон стремился с самой ранней своей юности. Впоследствии за особенную строгость своих монашеских подвигов П. Никон был избран игуменом Кожеезерской пустыни, и ради тех же своих подвигов сделался известен царю Алексею Михайловичу, который во внимание к его истинной подвижнической жизни, а также ради его великаго ума и красноречия, содействовал назначению его в архимандриты Московскаго Новоспасскаго монастыря, затем в митрополиты Новгородские и, наконецъ, по желанию царя, Никон был избран Патриархом Всероссийским. Но и будучи Патриархомъ, Никон продолжал вести аскетическую жизнь, а когда жил в Воскресенском монастыре, то при постройке монастырских зданий сам носил своими руками наряду с работниками камни, известь, воду и прочее, как простой каменщик. Во время своего заточения он носил на теле тяжелыя вериги.

Конечно, нравственныя страдания, которыя испытывал П. Никон от зависти, ненависти и всевозможных клевет со стороны врагов своихъ, были для него несравненно тяжелее аскетических подвигов. Трудно удержаться от слез при чтении повествования о суде над П. Никономъ, на котором не только отсутствовали достаточныя обвинения к низложению Патриарха, но имели место и крайне тяжкия оскорбления его невинной личности. [По требованию царя, П. Никон явился на Соборъ, но по чину патриаршему, т. е. с преднесением креста. Не видя для себя но десять часов простоял на ногахъ, слушая обвинения из уст царя и давая на них ответы. Когда Митрополит Крутицкий Павел и Архиепископ Рязанский Иларион стали поносить П. Никона за оставление им престола с клятвою (П. Никон оставил престол без клятвы), а Мефодий Епископ Мстиславский поднял даже руку на судимаго святителя, тогда слезы потекли из очей царя. Государь, видя бояр молчащими, требовал улик против Патриарха. Убежденный в своей невинности, П. Никонъ, обратясь к Государю, сказалъ: "Государь, девять лет приготовляли то, в чем хотели сегодня обвинить меня, и никто не может промолвить ни слова, никто не отверзает устъ... Если же и еще девять лет будут выдумывать клеветы, то и тогда не найдут ничего против меня". Тогда Арх. Рязанский Иларион опять начал с дерзостью произносить ругательства по отношению П. Никона, на что последний сказалъ: "Уста пастыря должны произносить одни благословения, а не поношения и неправду". Любящее сердце царя опять не могло вынести горькаго положения бывшаго друга, иногда возражавшаго, иногда безответнаго. Он сошел с своего престола, приблизился к П. Никону и тихо стал говорить ему: "О, Святейший... или, думаешь, забыл я все твои заслуги, мне лично и моему семейству оказанныя во время язвы, и прежнюю нашу любовь?" Затем стал укорять его за посланную им Константинопольскому Патриарху грамоту, в которой он на него жаловался, наконецъ, изъявил желание мира, уверяя в своей любви к нему. Так же тихо П. Никон отвечал царю, извинился за указанную свою грамоту Константинопольскому Патриарху и, несмотря на заверения царя в его прежней любви к нему, чувствовалъ, что минувшее уже не возвратимо, тут же предрек царю свое горькое осуждение от Собора.

Это было последнее свидание П. Никона с царем и последняя с ним беседа. На третьем заседании в Благовещенской церкви над вратами Чудова монастыря 12 декабря 1666 года царь не имел духа участвовать в осуждении, которое давно уже было предрешено. На этом заседании П. Никону прочитали обвинение, что он "смутил Царство Русское, вмешиваясь в дела не приличныя патриаршей власти,... оставил престол свой за оскорбление слуги,... распоряжался самовластно в трех монастырях (в Воскресенскомъ, Иверском и Крестномъ) и давал им наименования Иерусалима, Вифлеема, Голгофы,... препятствовал избранию новаго Патриарха, предавая многих анафеме... Павла, Епископа низверг самовольно и был жесток к духовенству, жаловался на царя Восточным патриархамъ, осуждал соборныя правила, оскорбляя патриархов своим высокомериемъ".

Не лишним считаем отметить, какая страшная судьба постигла судей П. Никона. По свидетельству рукописнаго сочинения Спиридона Потемкина (в библиотеке Г. Погодина), современника сему происшествию, оба Патриарха, по возвращении своем к пастве, были повешены султаном за то, что без его повеления ездили в Россию. Паисий Лигаридъ, обличенный во многих злоупотребленияхъ, лишен был паствы своей и изгнан из России. Иосифъ, Архиепископ Тверской, потом М. Астраханский был мучительски убит казаками. Иларионъ, Митрополит Муромский и Рязанский был предан суду за некоторые предосудительные поступки и отставлен от епархии. Мефодий, Епископ Мстиславский, был удален от блюстительства Киевской митрополии, и за измену и мятежничество потребован к суду в Москву и под стражею скончался в Новоспасском монастыре. ("Начертание жития и деяний Никона, Патриарха Московскаго и всея России", Архимандрита Аполлоса, стр. 72—80, изд. 4, М. 1845 г.).] На суде присутствовали два восточных патриарха — Антиохийский и Александрийский.

Этот суд П. Никон назвал незаконнымъ, а греческих патриархов — наемниками. Таковым действительно и был этот суд. Все обвинения, в силу которых Собор лишил патриаршей кафедры и святительскаго сана П. Никона, оставив ему лишь монашество, были известны и Иерусалимскому П. Нектарию. Но последний писал царю Алексею Михайловичу, что не нашел достаточных причин к обвинению П. Никона, почему и просил вернуть его на патриаршество. Восточные патриархи, бывшие на суде, были задарены русским правительством и, кроме того, их совершенно изолировали от сторонников П. Никона, от которых они могли бы узнать все беззаконие, совершавшееся над ним. При всем том и они колебались по поводу осуждения П. Никона. Наконецъ, не все русские епископы были согласны на строгое осуждение П. Никона, в особенности Черниговский Архиепископ Лазарь Барановичъ, один из самых просвещенных иерархов того времени, уважаемый за свою благочестивую жизнь самим Государем. К нему примкнули на Соборе Симон Архиепископ Вологодский и Мисаил Епископ Коломенский. Поэтому на втором заседании Собора вместо обвинения все безмолвствовали, несмотря на то, что Государь требовал улик против П. Никона. На последнем заседании Собора ему был объявлен приговоръ, коим он был лишен сана, с сохранением только иночества, и присужден к заточению на вечное покаяние в Белоезерский Ферапонтов монастырь. По прочтении приговора, тут же восточные патриархи сняли с П. Никона святительские знаки и надели на него простой монашеский клобук. П. Никон спрашивал ихъ, зачем в отсутствие царя и в малой церкви, а не в том соборе Успения, где некогда умоляли его вступить на патриарший престолъ, ныне неправедно и втайне его низлагают. Но ответа не получил.

После суда над П. Никоном его нравственныя страдания не прекратились, но еще более стали увеличиваться. Тотчас по снятии с него сана его с ругательствами отвели на земский дворъ, вручили его приставамъ, которые осыпали его поношениями. К ним присоединился Архимандрит Сергий, который страшно поносил П. Никона и не давал ему совсем покоя своим злословием. С земскаго двора П. Никон был отправлен в путь в жестокую стужу. По любви к нему с ним отправились в место заточения некоторые из его учеников. Новоспасский Архимандрить Иосифъ, провожавший П. Никона до реки Клязьмы, отдал ему свою шубу, чтобы укрыть его от стужи. Прочие, сопровождавшие П. Никона, в течение всего пути не только не имели к нему сожаления, но даже не давали ему хлеба. В силу бедности Ферапонтова монастыря П. Никону были отведены душныя, тесныя кельи, похожия на темницу; приставники жестоко обращались с нимъ, они наглухо заколачивали окна его келии и в таком стеснени и содержали П. Никона до кончины царя Алексея Михайловича.

Последний всю остальную свою жизнь раскаявался в низвержении П. Никона, посылал ему подарки. А пред смертью посылал к нему просить себе отпустительной грамоты, именуя его своим отцомъ, Великим Господиномъ, Святейшим иерархом и блаженным Пастырем. Однако, вернуть П. Никона царь не могъ, так как бояре и близкие к Государю лица владели его волею. Чтобы не допустить этого возвращения, они выдумывали новыя обвинения против П. Никона и даже оклеветали его в сношениях с Стенькой Разиным и в нечистой жизни. Нет ничего больнее для сердца клеветы. Недаром св. Церковь внушает каждому из нас обращаться всегда к Богу с молитвою: избави мя от клеветы человеческия. Поэтому клеветы были для П. Никона высшей мерою всех тех нравственных мукъ, которыя судил Господь ему перенести.

Некогда св. Серафима Саровскаго спросили, как он мог вынести такой великий подвигъ, как стояние на камне в течение трех летъ? Он ответилъ, что только благодать Св. Духа могла укрепить его для несения этого молитвеннаго подвига... Ясно, что благодать Св. Духа помогла П. Никону нести крест его аскетических суровых подвигов и его тяжких душевных страданий. Без сей благодати он не мог бы перенести в особенности всех тех нравственных унижений, оскорблений, всех гнусных клеветъ, которыя выпали на его долю после его патриаршаго величия. Но эта благодать гордым не дается от Бога; напротивъ, Господь противится гордымъ, лишая их Своей благодати.

Такъ, жизнь П. Никона в ея аскетических подвигах и безропотных нравственных страданиях свидетельствуетъ, что обвинение его в непомерной гордости является несостоятельным.

Это обвинение опровергается и его истинною любовию к ближним. Она, как свидетельствует историческая действительность, была в П. Никоне поразительной. Народ русский весьма любил его, в особенности за его благотворения бедным и защиту всех обиженных и несчастныхъ, чем он отличался, еще будучи Архимандритом Новоспасскаго монастыря, ходатайствуя за беззащитных лично пред Государем. Не забыл он бедных и обездоленных и тогда, когда был Патриархомъ, о чем свидетельствують тот плач и рыдания народа, когда П. Никон покидал Москву после 10 июля 1658 года. Этим благотворителем он остался и тогда, когда жил в Воскресенском монастыре, и даже в заточении. Таким образомъ, эта высшая добродетель была в нем постоянной и, как таковая, она не могла быть опять без той же благодати Св. Духа, ибо св. Макарий Великий учитъ, что естественною безблагодатною любовью является та, которая непостоянна, и, напротивъ, видит соприсутствие благодати Св. Духа в той любви, которая не прерывается, исходя из внутренней потребности человеческаго сердца всегда любить ближних. Но это соприсутствие благодати Божественнаго Духа чрез любовь его к ближним опять свидетельствует о том же, — что в нем не было гордыни.

Но лучше всего опровергается обвинение в гордости П. Никона теми сторонами его жизни, в которых благодать Св. Духа, несовместимая с гордостью, проявлялась в нем не только чрез подвиги и любовь, а непосредственно и, прежде всего, как особая печать Божественнаго избранничества. Она отмечалась людьми. Передаютъ, что П. Никонъ, еще будучи юношей, предаваясь иноческим подвигам в монастыре св. Макария Желтоводскаго, был под духовным руководством одного благочестиваго иерея Анании (в иночестве Антония). Последний предрек Никону Патриаршество. То же самое предрек ему один мордвинъ, воскликнувъ: "Ты будешь царь или Патриархъ". О том же получил он предсказание от Новгородскаго Митрополита Аффония, исполненнаго святости и благодати, когда был посвящен им в игумена Кожеезерской обители.

Эта благодать Божественнаго Духа дивно хранила П. Никона с самых младенческих лет. Он был малым ребенкомъ, когда мачеха, видя, что он уснул в печке, заложила ее дровами и запалила ихъ, желая сжечь ненавистнаго Никиту (так звали П. Никона в миру). Но посторонняя женщина, посланная Богомъ, услышав крик младенца, вовремя выхватила его из пламени невредимым и тем спасла ему жизнь. Дивный промысл Божий сохранил Никона от потопления на Белом Море, близ Соловецкой обители, пред Онежским устьем. Приставши на своей утлой ладье к острову Кию, он водрузил крест на нем в память своего спасения от потопления. Впоследствии, будучи Патриархомъ, он построил на о. Кие Крестный монастырь. Та же промыслительная десница Божия спасла его от смерти в 1650 году во время новгородскаго бунта, когда Никона, уже бывшаго в сане Новгородскаго Митрополита, до такой степени избили камнями и дубьем за укрывательство в архиерейском доме новгородскаго воеводы князя Хилкова от озверевшей толпы бунтарей, что у него хлынула изо рта, носа и ушей кровь и все считали его уже умершим. Но Господь даровал ему прежнее здравие и силу.

Благодать Св. Духа проявлялась в П. Никоне и как дар прозорливости. Когда вышеупомянутый Архимандрит Сергий дерзко досаждал ему после суда, он сказал ему с горечью в сердце, что и его сошлют в заточение. И, действительно, Сергий был сослан по повелению царя в заточение на покаяние в Толгский монастырь. Когда П. Никона, уже умирающаго, везли на струге по Волге и причалили к берегу против Толгскаго монастыря, то Архимандриту Сергию явился П. Никон в сонном видении и сказалъ: "Встань, брат Сергий, простимся". Архимандрить тотчас поспешил к П. Никону, пал ему в ноги и со слезами испросил себе прощение. Давши прощение Архимандриту Сергию, П. Никон уже не мог больше говорить и тут же скончался, приняв Св. Тайны от своего духовника. Благодатный дар прозорливости П. Никон обнаружил и пред получением указа от царя Феодора Алексеевича, который возвещал ему свободу и возвращение в любимую им св. Воскресенскую обитель. Об этом указе ни П. Никон и никто из окружающих его ровно ничего не знали; однако, накануне получения указа Патриарх повелел своей братии собираться в путь в Воскресенский монастырь. Наконецъ, П. Никону был присущ и дар целения недугов. Этот дар проявлялся в нем особенно в период заточения, когда благочестивые люди приходили и приезжали к нему, испрашивая молитв в своих болезнях. Но с особенной силой исцеления стали совершаться после его смерти от его гроба в Новоиерусалимском монастыре.

Ясно, что у П. Никона не могло быть непомерной гордости, ибо она несовместима с благодатию Св. Духа, которая была присуща ему с самых младенческих лет и проявлялась в нем в очевидной и поразительной мере до самой его кончины. Ему были присущи обычныя человеческия немощи, которыя коренились не в преступной и страстной воле, а в его природном пылком характере. При этом П. Никон отличался строгой взыскательностью к подчиненнымъ, при нарушении ими своих обязанностей. Эта строгость переходила даже в суровость, когда П. Никон сталкивался с прямым нарушением Божественных законов. Все эти черты его личности, проявляясь в отношении к людям недуховным и строптивымъ, были для них невыносимы. Но если деятельность, сопровождаемая такими чертами, исходит из ревности по Боге, то она высоко ценится в очах Божиих. Такою ревностию и отличался П. Никонъ, ибо все его действия показываютъ, что центром его жизни была не личная слава, а слава Божия, благо русской Церкви и государства, о чем свидетельствует и его учение.

Во всяком случае, не гордость и властолюбие П. Никона, коих у него не было, могли быть причиною трагедии, происшедшей в России от его размолвки с царем Алексеем Михайловичем. Истинной причиной смуты было властолюбие бояръ, с желанием господствовать в государстве и в Церкви; также личная зависть и ненависть их к П. Никону, который был для них слишком сильным препятствием для осуществления их властолюбивых замыслов.

Таким образомъ, как деятельность, так и жизнь П. Никона свидетельствуют о томъ, что нам следует не обвинять его в непомерной гордости, а благоговейно преклоняться перед нимъ, чтить его вместе с простым верующим русским народомъ, как праведнаго и благодатнаго светильника русской Церкви, и всемерно содействовать тому, чтобы в возрожденной России он был причислен к лику святых Российской Церкви.

В данный же момент и на будущее время, в целях возрождения России, мы должны следовать святым заветам П. Никона, как своего учителя, и стремиться к возстановлению у нас истинной самодержавной царской власти, которая будет таковою, если в основу своего отношения к Церкви она положит начала симфонии властей. Иначе сказать, мы должны стремиться возсоздать ту царскую самодержавную власть, которая будет находиться в самом близком единении с православною русскою Церковью, свидетельствуя это единение своею защитою православной веры от всех ея врагов — безбожниковъ, еретиковъ, раскольников и сектантовъ, оказывая ей, как господствующей религии в русском государстве, свое почитание, о котором говорится в теории симфонии властей.

Эту царскую самодержавную власть мы должны стремиться возсоздать не только потому, что такое стремление будет истинным покаянием в нашем тяжком грехе уничтожения одного из исконных начал русской жизни и попустительства к сему уничтожению. Это стремление одновременно соответствует и истинной русской идеологии, которая есть ни что иное, как православная вера и основанная на ней русская жизнь во всех ея областяхъ, начиная с личной и кончая государственной, почему русское государство и должно возглавляться царскою самодержавною властию. Идеология русскаго человека никогда не допуститъ, чтобы в основе государственной жизни была власть не Богопоставленная, т. е. не основанная на православной вере, власть конституционная и республиканская.

Конечно, русская идеология в последнее время была весьма сильно извращена, вследствие отступления русскаго народа от православной веры. Но ныне народ наш возвращается к ней своими великими страданиями. А вернувшись к православной вере, он вернется и к царской самодержавной власти, как основанной на этой вере. Русский народ в особенности любил и почитал тех из своих великих князей и царей, которые отображали в своей личной и государственной жизни его идеологию и являлись истинным оплотом православной веры. Поэтому весьма многих из нихъ, чрез Церковь свою, народ причислил к лику святых. И теперь, при возрождении России, народ нашъ, познавши горьким опытом всю разрушительную силу неверия и зная, что только истинная самодержавная царская власть в России может быть могущественным оплотом православной веры, как основы и личнаго спасения, и процветания государства, возстановит ее, будет ценить ее, будет особенно любить и почитать ея достойных представителей, как выразителей идеологии народа.

Для православнаго сознания русскаго человека является неоспоримой истина, что вера православная была основою не только личной духовной жизни, но была в основе могущества и славы нашей родины; отступление же от веры было причиною, как нравственнаго падения русскаго народа, так и гибели внешней мощи России. Лишь в православной вере надо искать нам возрождение России.

Вот в чем состоит русская идеология. Если она, по милости Божией, воплотится в жизни, то произойдет истинное возрождение России. Тогда она вновь засвидетельствует пред всем миром о спасительном значении православной веры в нашей жизни во всех ея областях. Тогда, осуществляя свою идеологию и возрождая свою Родину, русский народ покажет на себе всю жизненную силу непреложныхъ, Богооткровенных слов Ап. Павла: верою сотвори (Моисей) пасху и пролитие крове, да не погубляяй перворожденная, коснется их. Верою преидоша (израильтяне) Чермное море аки по сусе земли; егоже искушение приемше египтяне истопишася. Верою стены Иерихонския падоша, обхождением седмих дней. Верою Раав блудница не погибе с сопротивльшимися, приимши соглядателей с миромъ, (и иным путем изведши). И что еще глаголю? Не достанет бо ми повествующу времени о Гедеоне, Вараце же и Сампсоне и Иеффаи, о Давиде же и Самуиле, и о (другихъ) пророцехъ, иже верою победиша царствия, содеяша правду, получиша обетования, заградиша уста львовъ, угасиша силу огненную, избегоша острея меча, возмогоша от немощи, быша крепцы во бранехъ, обратиша в бегство полки чуждих. [Евр. 11, 28—34].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Возможно, что некоторые из читателей нашей книги сделают такое возражение: если гибель России произошла в силу отступления русскаго народа от православной веры, вызваннаго, главным образомъ, противоцерковными реформами самодержавнаго царя Петра Перваго, то зачем же призывать русских людей к возстановлению у нас царской самодержавной власти? Ведь может опять на русском престоле появиться царь, который, подобно Петру, отступит от православной веры и, пользуясь своею самодержавною властью, вновь будет содействовать гибели России.

Вот что по этому поводу мы должны сказать. Если не все цари были достойными, и не все соответствовали по своим убеждениям и жизнедеятельности Божественным законамъ, то это вовсе не значитъ, что мы должны отрицательно относиться к самому институту царской власти. Все, что делал и делает Господь для нашего земного благополучия и спасения, является идеально хорошимъ, ибо от Господа не может произойти что-либо плохое и несовершенное, почему в Божественном Писании и сказано: Вся, елико сотвори Господь добра зело. [Быт. 1, 31]

Царская самодержавная власть есть Богоустановленное учреждение и, как таковое, является идеальным. Вследствие этого, с нею не может сравниться то или другое демократическое правление, как плод человеческаго греховнаго соизволения.

Если некоторые священнослужители являются весьма недостойными пастырями, то это не значитъ, что нужно упразднить самое священство, учрежденное Богом для нашего спасения. Некогда Епископ Феофан Затворник в своих письмах говорилъ, что, если бы благодать всегда искала только достойных пастырей, то люди оставались бы без крещения и лишились вечнаго спасении. То же самое следует сказать относительно царя и царской власти. Недостатки Петра и других царей не должны быть препятствием для русскаго народа к возстановлению в будущей России царской самодержавной власти, как источника благоденственной и спасительной жизни народа.

К тому же мы должны всегда иметь веру, что действия Божественнаго наказующаго промысла, если мы ими вразумляемся, тем именно и отличаются, что они оканчиваются нам во благо. Наказание за грехопадение прародителей лишением их общения с Богом и райскаго блаженства окончилось темъ, что мы теперь, в силу искупительной жертвы Спасителя, при вкушении Тела и Крови Его входим в поразительное общение с Нимъ; и еще в земной жизни соединяемся с Господом нашим Иисусом Христом для вечнаго райскаго блаженства. Такого теснаго и блаженнаго единения с Богомъ, вплоть до нашего обожения, не имели прародители в раю до своего падения. Св. Се меон Новый Богослов свидетельствуетъ, что в евхаристическом таинстве мы получаем от Бога такия блага, о коих в Свящ. Писании сказано: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его. [1 Кор. 2, 9; Творения св. Се меона Нов. Бог., Вып. I, Слово 52-е, стр. 444—445]

Такая вера в действие наказующаго Божественнаго промысла применительно к данному моменту жизни России, конечно, укрепляется нашим сознаниемъ, что русский народ заслуживает подобнаго отношения к себе со стороны промыслительнаго Божественнаго милосердия, так как под влиянием великих страданий он возвращается ко Христу, к своей православной вере.

Разумеется, русский народ не только должен иметь веру в благия последствия для России тяжкаго ея наказания Богом. В своей личной, общественной и государственной жизни ему необходимо теперь ревностно оберегать свою православную веру, чтобы не допустит в будущем появления на самодержавном престоле царя, который стал бы ее вновь ниспровергать. Поэтому народ наш должен неуклонно осуждать безбожие и всякия отклонения от православной веры и всемерно способствовать тому, чтобы в его будущем государственном законодательстве в осуществление мысли Епископа Феофана Затворника, был законъ, сурово — вплоть до смертной казни карающий пропаганду атеистических воззрений и в особенности кощунство. [Избрание писем Святителя Феофана. Вып. е II. Письмо 1144, стр. 142—143. Москва, 1900 г] Тогда Господь, ради такой ревности о Боге, не допустит появления у нас царя, который своим отрицательным отношением к православной вере поставил бы нашу Родину под опасность ея новой гибели.

В тех же целях предотвращения появления в будущей России подобнаго царя, при учреждении в России царской самодержавной власти, Церковь может установить правило, при котором царь свободною волею усугубил бы ограничение своего самодержавия Божественными Законами, о верности которым он торжественно свидетельствовал при своем короновании чрез исповедание православнаго учения.

Впрочемъ, иного выхода для насъ, как православных христианъ, в данном случае не может быть. Ведь мы должны все делать на основании своей православной веры. Последняя же устами Вселенских Соборов требует нашего отношения к Священному Писанию, как к Богодухновенному, и потому повелевает считать его главнейшим руководством не только в области религиозной и нравственной, но и государственной. И если для государственнаго правления Св. Писание признает одну только форму — самодержавную власть царя — Помазанника Божияго, то ни о какой другой власти, как не основанной на Божественном Откровении, мы не должны думать.

Та же самая православная вера побуждает нас желать возглавления нашего отечества этою царскою властью, когда чрез Божественныя заповеди повелевает нам ее почитать, молиться о ней Богу и ей повиноваться Господа ради.

Поэтому без всяких колебаний будем стремиться к возстановлению в будущей России самодержавной власти царя Помазанника Божияго.

И так как это стремление наше является основанным на православной вере, то сам Господь будет нашим помощником в этом святом и патриотическом деле. Он Своею Божественною благодатию осуществит его на благо России. Чрез нашу православную веру Он возродит ее и покажет вновь на русском народе всю силу его веры, о которой некогда Его возлюбленный ученик и Апостол Иоанн Богослов сказалъ: сия есть победа победившая миръ, вера наша. [1 Иоан. 5, 4].

† Архиепископ Серафим (Соболевъ).