Будущее скрыто от человеческого взора. Мы не знаем, как сложится государственная власть в России после большевиков. Но знаем, что если она будет антинациональной и противогосударственной, угодливой по отношению к иностранцам, расчленяющей страну и патриотически безыдейной, то революция не прекратится, а вступит в фазу новой гибели; и тогда все предполагаемое нами будет отсрочено. Но придет час, когда русская национальная власть вступит ради спасения России на указываемые нами пути. Мы не знаем, когда это будет; но мы твердо знаем, чего следует желать для спасения России

Образование государственной власти должно быть изъято из рук толпы, улицы, черни и передано в руки лучших, государственно и национально мыслящих граждан. Эти граждане как государственно дееспособные должны быть выделены, в качестве политически-зрелого и активно-строящего ядра. Всякие дальнейшие выборы и голосования будут осуществляться уже ими и только ими. Они составят тот трезвый слой, тот государственно-мыслящий кадр, который сможет повести народ и страну к возрождению. Все остальные -- отнюдь не станут "рабами" и отнюдь не перестанут быть гражданами; но политической активности, права слагать государственную волю, участия в строительстве государственной власти -- у них не будет.

Это и обозначается словами: их политическая дееспособность будет ограничена.

Юриспруденция отличает правоспособность человека от его дееспособности. В имущественных отношениях есть множество лиц, не располагающих дееспособностью, т. е. не имеющих права самостоятельно совершать юридические акты. Уже римские юристы знали и понимали, что малолетних, слабоумных и сумасшедших нельзя включать в нормальный и свободный имущественный оборот. С одной стороны, они несведущи, беспомощны и беззащитны и всякий плут может их соблазнить, надуть, вовлечь в невыгодные сделки и обобрать; необходимо защитить их самих от недобросовестных сограждан и злонамеренных иноземцев. С другой стороны, они не в состоянии отвечать за свои волеизъявления, обещания и обязательства (безответственность!), и вменить им их поведение невозможно (невменяемость!), их дееспособность была бы вредна или даже гибельна и для них самих и для их сограждан. Поэтому и современное право ставит таких лиц (малолетних, несовершеннолетних, слабоумных, слепых, глухонемых, пьяниц и расточителей) под опеку или попечительство. Они остаются правоспособными и имеют признанные и охраняемые права, но юридических актов совершать не могут.

Так обстоит дело на протяжении тысячелетий, и притом в вопросах личной имущественной пользы; и никто и не думает оспаривать или осуждать обоснованность и справедливость такого порядка. И вдруг в вопросах общественного блага, всенародной пользы и государственного спасения -- мы видим полное забвение всякой осторожности, всякого трезвения и всякого жизненного реализма. Страна, кишащая политически-маполетними и несовершеннолетними, государственно-слабоумными, патриотически-с-ума-сшедшими (интернационалисты!), морально-слепыми, социально-глухонемыми, партийно-пьяными и национальными расточителями (расчленители!)--пытается строить свое государство при обязательном участии всех этих заведомо-безответственных и невменяемых лиц. Законодательство умалчивает об их политической недееспособности, а сам народ удивляется,-- что это ему ничего не удается? И идет на гибель, не понимая того, что с ним происходит.

И вот, подобно тому, как в имущественных делах людей признают недееспособными -- в интересах всего общества и самих лишенцев, и никто не вопит об их мнимом бесправии; совершенно так же необходимо признать целый ряд людей политически-недееспособными -- в интересах всего народа, государства и самих лишенцев. Гражданин и активный гражданин -- не одно и то же. Недееспособный гражданин сохраняет все свои законные права: право на государственную защиту, право на территориальное пребывание, общие права инициативы и неприкосновенной личности, право на труд, все социальные права, все имущественные права, все семейные и наследственные права; он сохраняет и все свои публично-правовые обязанности, которыми он преимущественно и строит государство, свое государство (повинности: налоговая, воинская, натуральная и др.). Он нисколько не становится "рабом". Он только не имеет права голоса в государственных делах.

Прошло то время, когда люди -- то ли по либеральной наивности, то ли по оптимизму, то ли по глупости -- верили "в свободную игру добрых и злых сил" (как в личном человеке, так и в государстве) и полагали, что "от злых сил в жизни бывает большая польза". За долгие годы всемирной революции мы могли окончательно убедиться в том, что "свободная игра" добрых и злых сил ведет к победе именно злых сил и что предоставление свободы злу есть или сентиментальная глупость, граничащая с предательством, или лукаво-умышленное злодеяние. Подобно тому, как в хозяйстве либералы постепенно научились тому, что творческое равновесие не дается множеству самочинно хозяйствующих людей, безвольно барахтающихся в собственной жадности;-- что нерегулированное хозяйство ведет к противо-социальным явлениям, к перевоплощению капиталов, к перепроизводству, к биржевым крахам, к затяжным кризисам и депрессиям;-- что частно-инициативное хозяйство надо не подавлять и не искоренять, а организовывать и приобщать к целесообразному регулированию, отнюдь не впадая в социализм;-- подобно этому наступает эпоха, когда такое творческое регулирование будет признано необходимым и в политике. Свободу человека, его верований, его убеждений и политических мнений -- не надо подавлять, но ее надо воспитывать, оформлять и духовно направлять.

Обыкновенный человек, идя на выборы, несет в себе -- и нравственную личность, и обывателя; и патриота, и шкурника; и гражданина, и карьериста; и государственно-мыслящего избирателя, и ненасытного классового требователя. "Сверху" ему не говорится ничего, из уважения к его "свободе"; но со стороны и снизу ему открыто и настойчиво внушают -- утвердить в себе классового требователя, обывателя, шкурника и карьериста и забыть все иное. В странах формальной демократии вокруг избирателя жужжат, как мухи, всевозможные искусители, политические торгаши из разных партий и даже стран, суля, зазывая, волнуя, пугая, колебля, забрасывая пропагандными листочками или предлагая прямую подачку (то "хлебом", то "зрелищами", то просто чеком). Они сулят шкурнику, запугивают обывателя, зазывают карьериста и натравливают классового требователя. В трудном, сложном и чрезвычайно ответственном деле голосования -- делается все, чтобы сбить человека и захватить его голос, чтобы снизить политический уровень голосующего; и все это -- во имя "свободы".

И вот, допускать этот порядок, в коем есть элементы базара, биржи, азарта и спорта, в послереволюционной России -- было бы безумно и гибельно. Ибо за годы революционного унижения и революционной грязи -- шкурничество, карьеризм, классовый образ мысли, гражданская трусость и продажность получили такое распространение и укоренение, такую силу и до такой степени исказили душу, отодвинули патриота, заглушили гражданина и погасили государственное мышление, что пробудить это потребует особых длительных, воспитывающих усилий со стороны национально-государственной власти. Рано или поздно это удастся. Но спасения можно ждать только от выделения истинно-дееспособного кадра, от лучших людей.

Как же возможно осуществить это?