Когда наблюдаешь из года в год политическую жизнь в формальных демократиях запада, то изумляешься тому, до какой степени здесь начало количества подавило и вытеснило требования качественности. Откуда эта уверенность, что государственное дело настолько элементарно, просто, общедоступно и легкопостижимо, что для него не требуется никаких квалификаций, ни умственных, ни нравственных, ни политических? Сапожник долго учится сапожному делу, а в политике политическая подготовка якобы не нужна. Горшечник без умения ничего не стоит; а в государственных делах якобы понимает первый встречный, достигший двадцати лет и явно не буйствующий в сумасшествии, хотя бы его политическая компетентность равнялась нулю. Посмотрите, какую аналитическую силу суждения развивает рабочий из электрической мастерской, когда ему надо установить, почему у вас "перегорела пробка"; он созерцает всю вашу квартиру; прослеживает путь проводов; мысленно, а потом и технически изолирует каждый выключатель и каждую лампу... И добивается своего. Он этому учился. Он владеет своим предметом. Он понимает, знает, судит и ответственно служит. А государственное дело бесконечно сложнее; политика бесконечно ответственнее; и горизонт здесь необходим совсем не квартирного масштаба...

И вдруг оказывается, что государство есть дело улицы. Подобно тому, как по улице всякий может ходить, всем позволено, все для этого хороши; так и в политике — качества не нужно. Тут никакой "компетентности" не надо: ни анализа, ни синтеза, ни сведений, ни понимания, ни ответственности; "ходи" — и все тут. Впрочем, и это иллюзия, ибо цивилизация на каждом ходу напоминает нам, что ходить по улице — есть целое искусство, а то как раз окажешься в больнице или в морге. Но судить в политике — выбирать, избираться, примыкать к партиям, требовать, сговариваться, в выгодную минуту промолчать, в другую минуту солгать, нырнуть, угодить и пролезть — это все доступно всякому, это дано всем "от природы", для этого ни качества, ни квалификации не требуется.

И вот, политика безразличная к качеству людей качественно снижается; и начинается государственное разложение.

Подумать только: согласно догмату формальной демократии право голоса должно неотъемлемо принадлежать всем, кто прожил на свете необходимое число лет, кто не попал в сумасшедший дом и кто не осужден за тяжкое уголовное преступление с лишением прав. Все компетентны в делах справедливости, свободы, хозяйства, техники, семьи, школы, академии, церкви, суда, армии и национального спасения...

Неужели все? Конечно все!! Сомневаться в этом могут только "враги демократии", "реакционеры", "фашисты", "тоталитаристы" и прочие "подозрительные" или "отверженные" люди.

Допустим, что это так, и сделаем выводы. Причислим к честным и компетентным гражданам и остальных. Вот они: все непойманные воры, пройдохи-спекулянты, заведомые интернационалисты, дезертиры, продажные изменники родины, внезапно исчезающие дипломаты, детопокупатели, растлители, пьяницы, курители опиума, рабы кокаина, содержатели и содержательницы публичных домов, профессиональные контрабандисты, гангстеры, апаши, сутенеры, шулера, сводники и сводни, конокрады, ростовщики, политические и неполитические заговорщики всех сортов и калибров, взяточники, аморальные проныры...

Словом, все то нравственное гнилье, все те общественные подонки, которые все вместе образуют политическую чернь. Эта та самая городская чернь, которую Карлейль потрясающе изобразил в своей "Истории французской революции"; та самая чернь, которая, растерзав тело мадам Ламбаль(1), целый день носила по городу на шесте ее половые органы; та самая чернь, которую в Англии художественно обрисовал Шекспир (в "Исторических Хрониках") , а в русской революции закрепили с таким мастерством Шмелев(2) и Коровин(3) (в книге о Шаляпине). В подвалах Чеки я часами слушал взволнованные излияния этой черни, всех этих "анархистов-комбинаторов", жутких полуматросов, выпущенных Керенским из тюрем свирепых убийц, спившихся полуинтеллигентов, садистов, пройдох, примкнувших к коммунистам и уже у них проворовавшихся...(4) Излияния, в коих правда и ложь, гнусное хвастовство и неправдоподобный цинизм смешивались в отвратительное единство. Я запомнил на всю жизнь программный гимн первых лет: "Бога нет, царя не надо, мы урядника убьем, податей платить не будем и в солдаты не пойдем"... Таковы были все эти "зеленые", "махновцы" и вся прочая разбойная "атаманщина", показавшая себя в 1917—1921 годах в России..

А в будущей России, на основаниях "всеобщего и равного" голосования, к ним присоединятся — чекисты-энкаведисты-смершники, профессиональные доносчики, изолгавшиеся советские карьеристы, активные безбожники, коменданты концлагерей, разрыватели могил (в погоне за золотыми зубами), ограбители трупов, продавцы котлет из человеческого мяса (1921—1932—1933), "бывшие" урки, пронырливые "иеро-чекисты", наемные шпионы иностранных держав и все прочие погубители России.

Формальная демократия никогда не посмеет лишить их права голоса. Все они будут признаны "полноправными" гражданами, "высококомпетентными" в деле спасения России, воспитателями русского народа. Тем более будут признаны избирательные права за тем, кого следует отнести не к черни, а к массе политических слепцов! Люди, не разумеющие смысла свободы, долга, служения и ответственности; люди, решительно не понимающие государства, его жизни и его интересов; люди, не знающие русского прошлого и не могущие разуметь исторические задачи России; люди с горизонтом деревушки, шалаша, советской землянки, сакли, чума, юрты... Куда поведут они, слепые, нашу страну, если не в разложение и не в яму? Правда, со слепого не взыщешь, но не безумно ли доверять ему водительство?

Все это отнюдь не означает, что людей политически порочных и политически слепых надо "лишать всех прав". Но это означает, что предоставляемые им публичные права должны быть соразмерны их государственному горизонту и их политической силе суждения. Публичные права суть права, дарующие человеку участие в решениях государства и в созидании и осуществлении его власти. Нелепо давать "права власти" — людям порочным и слепым; нелепо и гибельно. Нелепо провозглашать такую свободу, которая развязывает в государстве порочные и слепые силы; нелепо и гибельно. То, что здесь необходимо и спасительно — это не "лишение всех прав", не превращение человека в "раба" или в "вещь", а ограничение его публичной дееспособности, такое ограничение, которое соответствует его духовной дефективности и в то же время урезает силу его порочного или слепого духа.

Что это означает и как это осуществимо?

Ссылки в тексте:

1. Ламбалль -- Мария-Тереза-Луиза, принцесса Кариньян (1749-1792).
2. Шмелев Иван Сергеевич (1873-1950) -- русский писатель.
3. Коровин Константин Алексеевич (1861-1939) -- русский живописец.
4. И. А. Ильин был впервые арестован по ордеру ВЧК 15 апреля 1918 г. и заключен в Лубянскую тюрьму.