ИСТОРИЯ
Все факты нынешнего состояния нашей экономики подтверждают мою
концепцию: экономика нашей страны должна быть четко отграничена от
мировой экономики. Но закономерности развития экономики приняли
современную форму сравнительно недавно, примерно 300 лет назад,
когда на Западе началась промышленная революция, что же действовало
раньше?
А это очень интересно: почему наши пути с Западом разошлись
уже давно? Почему экономика, да и все государственное устройство
нашей страны всегда, с сумерек истории, так разительно отличалось
от соответствующих институтов Западной Европы? Ведь оттуда родом
значительная часть наших предков! Да и с другими соседями сходство
у нас небольшое. Нельзя ли использовать сходный подход и выяснить,
в конце концов, в чем же дело?
Ответ, видимо, возможен, и начало ему положено фундаментальным
трудом современного нам ученого. Это член-корреспондент РАН С.В.
Милов, профессор МГУ, заведующий кафедрой истории России эпохи фе-
одализма. Он выпустил в 1998 году монографию "Великорусский пахарь
и особенности российского исторического процесса" (М., РОССПЭН,
1998). Фактический материал книги относится в основном к 16-18 ве-
кам, но не ограничивается только этим периодом. А общий смысл этой
книги примерно таков: из-за особых условий России объем прибавочно-
го продукта хозяйства русского крестьянина всегда был, есть и будет
меньше, чем в Западной Европе, то есть русское общество - общество
с минимальным объемом прибавочного продукта. Эта мысль, пожалуй,
вполне заслуживает наименования закона.
Что же следует из этого фундаментального вывода? Это значит,
что после вычета того, что нужно крестьянину и его семье, он может
отдать государству, то есть его аппарату управления, гораздо мень-
ше, чем западноевропеец. Поэтому на Западе для содержания одного
воина или чиновника достаточно, например, десяти крестьян, а у нас
нужна сотня.
Но ведь процесс управления везде одинаков!
Один человек может эффективно управлять лишь четырьмя-пятью
подчиненными, на всех уровнях, поэтому, например, низовое военное
подразделение в армиях всех времен и народов - пять человек. Даже
если по разным причинам делались отделения боль1 шей численности
(скажем, десять бойцов), все равно жизнь заставляла делить его по-
полам и иметь дополнительного командира над второй половиной. То же
происходит и на более высоких уровнях, напрямую управлять десятью
заместителями ни один начальник не может.
В делах гражданских такого постоянного и интенсивного процесса
управления, как в армии, нет. но определенная пропорция между уп-
равляющими и управляемыми должна соблюдаться. Ну, например, нагруз-
ка на налогового инспектора не может в разных обществах различаться
в десятки раз - силы человеческие примерно одинаковы.
Я вообще не встречал сравнительного анализа систем государ-
ственного управления у нас и в Европе или Азии, а то, что попада-
лось, было написано в идеологических целях и к употреблению оказы-
валось непригодно.
Как же вдесятеро меньший государственный аппарат или офицер-
ский корпус могут выполнять те же функции? Вот где непаханое поле
для историка и обществоведа. Очевидно, что государство у нас фун-
кционирует как-то по-другому, чем на Западе. Скорее всего, наше на-
селение как бы больше вовлечено в процесс управления, хотя внешне
это незаметно. Но по некоторым отрывочным сведениям можно сделать
именно такой вывод. Так, среди крепостных крестьян административные
обязанности выполняли десятские, пятидесятские и сотские, и в ар-
мии, как ни странно, на солдатском уровне тоже существовали свои
структуры управления.
Во Франции, например, судейские и нотариусы составляли отдель-
ные и политически очень сильные общественные прослойки. Парламент,
с которым Людовик XIV собачился по поводу того, кто же является го-
сударством, именно из судейских состоял, а не из народных депута-
тов, как можно сейчас ошибочно подумать. А вот кто в России заклю-
чал сделки по домовладениям, например? Как описано у Лескова (не
придумал же он это из головы), делалось все самостоятельно, лишь на
"общественных началах" выборный вел "китрать" с регистрационными
записями. И все! Специального нотариуса просто бы не прокормили.
Эта структура общественного устройства перекочевывала и в го-
сударственные органы.
Вот конкретные примеры из специфической области государствен-
ного устройства - а именно из военной истории 18-19 веков.
Так, в Крымскую войну, в ходе наступления на Черной Речке 4
августа 1852 года, почти все офицеры были выведены из строя штуцер-
ным огнем, был убит и командующий, генерал Реад. Но вполне органи-
зованные атаки войск без офицеров продолжались, и некоторые были
даже более успешны, чем предыдущие. У Сергеева-Ценского приводится
характерный диалог генерала и солдата, взятый из чьих-то мемуаров:
"- Лезервы нам дайте!
- А тебя кто послал?
- Товарищи.
- А офицеры где?
- А все поубиванные!"
Это не признак какого-то сверхчеловечества - храбрецы везде
есть, но аналогичных примеров в военно-исторических трудах я что-то
не встречал. Считается, и, как правило, так и бывает, что при раз-
рушении управленческой пирамиды, когда офицеров остается меньше по-
ловины, армия превращается в толпу. Но в русской армии сохранялась
система управления, перенесенная из сельской общины, хотя ее "фун-
кционеры" не носили знаков различия. Кстати, в фундаментальной ра-
боте В. Белова по русскому крестьянскому быту "Лад" устойчивость
русской армии объясняется в большей степени влиянием устройства
патриархальной семьи, чем общины - я думаю, противоречие незначи-
тельно.
В мемуарах генерала Ермолова, относящихся к периоду наполе-
оновских войн, приводится такой эпизод:
короткое время нашей европейской армией командовал генерал
Винценгероде, который отличился, в частности, тем, что для повыше-
ния маневренности армии распорядился продать имущество солдатских
артелей, без совета с солдатами. Оказывается, все солдаты объединя-
лись в артели по 50-70 человек для финансово-хозяйственных целей и
заработка, и в походе, и в местах постоянной дислокации. Сменившему
Винценгероде Кутузову пришлось отменять эти распоряжения, и Ермолов
особо отмечает неудовольствие солдатских товариществ. Он упомянул
об этом случае не как об историческом анекдоте, а как об иллюстра-
ции того, почему немцев нельзя использовать в русской армии (был у
Ермолова такой пунктик). Действительно, как может командовать арми-
ей генерал, не знающий очевидных вещей о ее устройстве?
Увы, несмотря на то, что такая особенность явно не была для
русских офицеров того времени секретом, упоминаний о ней нигде,
кроме этого рассказа, нет. Такова уж беда русских мемуаристов - о
том, что "все и так знают", никто не пишет.
Тоже своеобразный случай: во время Семилетней войны первое
крупное сражение с пруссаками (при Гросс-Егерсдорфе) произошло в
крайне невыгодной ситуации. Наш лагерь был укреплен, но противник
атаковал с тыла, откуда его не ждали. При попытке построиться (без
правильного линейного строя воевать тогда, по западноевропейским
понятиям, было нельзя) части перемешались, солдаты по ходу дела
разбили бочки с вином - и пошла потеха. Прусский король, хорошо ви-
дя обстановку в лагере русских, понял, что битва уже выиграна. Бо-
лее того, и русский командующий - иностранный военный специалист
Фермор, с криком "коня мне!" ускакал с поля битвы. Тем не менее
русские солдаты, встав кто куда попал, выдержали атаку, и хотя у
нас потерь было больше (17 тыс. против 11 тыс. у пруссаков), сраже-
ние кончилось вничью.
Претензий к Фермору впоследствии не было - он проявил профес-
сионализм, по крайней мере в оценке ситуации. И Фридрих уже тогда
понял, что управление в русской армии, при внешней похожести, явно
осуществлялось не по западноевропейскому образцу.
А помните, как у Н.Островского говорится о порядках в Первой
Конной? Когда оплошавшего бойца судили сами, ночью, без командиров
и комиссаров?
Только не надо возражать, ссылаясь на горбачевские "восемнад-
цать миллионов чиновников" или современную численность генералов.
На самом деле, все они не имеют отношения к процессу управления. Мы
говорим об исторических ситуациях, когда каждый управленец действи-
тельно управляет. Нынешний "аппарат управления" - во многом просто
армия безработных с относительно высоким пособием. Проверить легко
- почти никто из современных управленцев не может принять какое-ни-
будь решение, которое вызовет реакцию в слое управляемых. Приводной
связи нет, шестеренки крутятся вхолостую.
Как гласит один из законов Паркинсона - при достижении аппара-
том управления порога численности в 3 000 чиновников - он уже не
нуждается в объекте управления.
И нынешние генералы - это не те генералы. Кстати, для государ-
ственной казны после производства они обходятся дороже лишь из-за
канта на брюки, денежное содержание у них мизерно. Просто в совре-
менных условиях у власти нет других возможностей поощрить заслужен-
ных или перспективных офицеров, а для них само генеральское звание
представляет ценность. И армия сейчас не та - пожалуй, в российской
истории не было периода, чтобы она состояла в основном из 18-19
летних. Это, скорее всего, неправильно.
В 19-20-м веках российская государственная власть увеличила
"аппарат управления", доведя его до европейских стандартов. Но при-
бавочный продукт не обманешь! Этот аппарат все равно по необходи-
мости вдесятеро более дешевый. И это касается не только государ-
ственного аппарата. Вообще соотношение между производящими и прочи-
ми классами у нас по необходимости (по "закону Милова") должно быть
другим, например, у нас должно быть меньше количество торговцев на
тысячу рабочих и крестьян. Или эти торговцы, при той же численнос-
ти, что в Европе, будут жить хуже.
И общественная пирамида у нас не может быть такой же сложной,
как там, и верхи в нормальных условиях у нас всегда ближе к низам,
по сравнению с Западом. Да так на самом деле, конечно, и было. Эта
разница хорошо видна и сейчас, стоит посмотреть на отношения, нап-
ример, в британской армии. Один мой знакомый общался с англичанами,
служа в Западном Берлине. Чтобы офицер говорил с солдатом? Да ни-
когда! Только с сержантом, и то только через нижнюю губу. У нас и в
царской армии ничего похожего не было. Я уж не говорю, что телесные
наказания в русской армии были отменены раньше, чем в других евро-
пейских армиях.
Несомненно, у взаимоотношений государственной власти и народа
в России было очень много отличий от Западной Европы, но как о них
узнать9 Немного помогают мемуары иностранцев, но для них многое бы-
ло непонятно, и языка они, как правило, не знали. Конечно, они за-
писывали то, что их поразило - ну, например, когда дворцовый слуга
в ответ на подначку царя отвечает "Врешь, собака!" (в присутствии
иностранного посла), а Иван Грозный только посмеивается - то как
иностранный посол мог такое не упомянуть? А вот наши-то авторы того
времени о таких вещах и не написали.
Конечно, и иностранные свидетельства не совсем объективны,
слишком сильно влияние пропаганды Запада. Она действовала всегда.
Так, откройте любую книгу западного путешественника на Русь, хоть
15-го, хоть 19-го века, и обязательно найдете там замечание, что на
Западе свобода, а у нас ее нет, причем без всякого обоснования.
Корни этого штампа лежат где-то уж очень глубоко.
Так, вам не преминут заметить, что на Западе давно не было
крепостного права. Да, не было. Но в средние века на европейских
дорогах стояли патрули, и попавшихся "бродяг", то есть тех, кто не
мог доказать, что он местный арендатор, тут же вешали. А крепостно-
го права не было! Иди куда хочешь, кругом свобода.
На самом же деле вполне объективные факторы, отличающие нашу
страну, действовали всегда, и их действие проявлялось по-разному, в
зависимости от того, по каким законам жило общество. И заселение
территории финскими и балтскими племенами, и расселение славян с
6-го века происходило очень своеобразно, и государство образовалось
не так, как королевства Западной Европы, и феодализм у нас был дру-
гой, по сути, это даже не был феодализм.
Что-то дополнительно узнать об истории удастся, когда можно
будет определить, как экономика влияла на жизнь в разных странах.
Ведь условия отличались порой настолько, что это делает историчес-
кую обстановку в чужой стране для нас просто непредставимой! Так, в
"Записках о галльской войне" упоминается, что о важных событиях
галлы передавали весть по стране таким вот образом: каждый житель
кричал о новости соседу. О случившемся утром к вечеру узнавали за
160 миль от места действия! А возможно ли это было в России, в лю-
бую историческую эпоху? И причина невозможности этого - чисто эко-
номическая, у нас нельзя прожить крошечным клочком земли, и, поэто-
му, не могут крестьяне на протяжении сотен верст жить бок-о-бок.
Отчасти поэтому предлагавшаяся Столыпиным "хуторская система" (по
опыту Виленского края) в России не прижилась - далековато получа-
лось жить. Россия-Россией, но и другие народы Восточной Европы тоже
что-то хуторами не живут, а все довольно большими селами.
Во время одной из многочисленных войн Москвы с Тверью был, го-
ворят, случай, что в течение летней кампании противостоящие армии
не смогли встретиться, просто не нашли друг друга в лесах и болотах
между княжествами.
Сейчас уже общепринято, что феодализм возник тогда, когда
всадник на коне оказался сильнее десятков пехотинцев (поэтому в ев-
ропейских языках "кавалер" или "рыцарь", то есть феодал, означает
"всадник", "конник"). В античную эпоху этого не могло произойти,
потому что седло со стременами и подпругами современного типа по-
явилось не ранее рубежа нашей эры, а без него всадник не слишком
сильнее пехотинца. Почему западноевропейские крестьяне оказались
порабощены феодалами? Как оказалось по археологическим данным, в
Европе юго-западнее Рейна и Дуная преобладала воловья упряжка, и
крестьяне не могли противостоять конным бандитам. В остальной же
части Европы, северо-восточнее Эльбы, феодализм установился очень
нескоро, так как там крестьяне пахали на конях, и кандидаты в фе-
одалы преимуществ перед земледельцами не имели.
Да и позднее, структура нашего общества была с западной точки
зрения алогичной - в военном отношении класс крестьян неизмеримо
превосходил русских "феодалов", но крепостничество пало позднее,
чем в Европе. На Западе же при первой возможности (появление огнес-
трельного оружия) с рыцарями было покончено. Более поздние, абсолю-
тистские дворяне - это уже совсем не то.
Значит, российское крепостничество лишь внешне похоже на за-
падноевропейское, а по сути это другое явление.
При рассмотрении же взаимоотношений нашей страны с Западной
Европой, необходимо иметь в виду следующее: в любом государстве
правящий слой (элита) живет только за счет прибавочного продукта.
Так вот, российская элита всегда беднее, всегда чувствует себя об-
деленной. Ей никогда не достичь того уровня жизни, который свой-
ственен "элите" Запада. И если основные производящие классы России
не слишком озабочены мыслями об этой разнице, хотя бы в силу посто-
янной занятости, то имеющая более обширные контакты с Западом элита
может сравнивать. Комплекс неполноценности особенно сильно обос-
трялся после победоносных войн, когда она в массе своей знакомилась
с жизнью своих западных коллег. Как же так, мы им дали, а живем ху-
же?
Информационная открытость последнего времени дала сходный и
даже усиленный эффект - любознательный русский офицер видел в Евро-
пе все стороны жизни, и плохие, и хорошие, а в наше время СМИ жизнь
Запада показывает выборочно, только с выигрышной стороны.
В конце концов, если рассуждать цинически, с финансовой точки
зрения Западу проще и дешевле купить российского чиновника за взят-
ку или интеллектуала за литературную премию, чем нам - западного.
Довольно многих "наших" в принципе можно купить просто за вид
на жительство на Западе, но западного за российский паспорт - до-
вольно трудно. Бывали, правда, исторические эпохи, когда от резни и
перенаселения к нам ехали французские гугеноты и шотландские като-
лики, но это были другие времена.
Вот эти особенности нашей страны часто проявлялись с плохой
стороны. Такое случилось сейчас, бывало это и раньше. Стоило народу
начать чуть менее заботиться о государстве, а элите - чуть-чуть
продаться внешним врагам, как сразу начинались крупные неприятнос-
ти. Как ни удивительно, несмотря на потенциальную бедность нашего
государства, врагов у него всегда много. Элита даже не то чтобы
полностью продавалась - просто начинала с тоской сравнивать свое
положение со статусом шляхтича или шевалье, и это отражалось на ее
преданности интересам государства. Невозвращенцы в ранге послов бы-
вали и в царские времена.
Обычно такие ситуации возникали вслед за чрезмерным напряжени-
ем сил всего народа и государства - как после правления Ивана Гроз-
ного или Сталина. Освободившись от царской палки, правящая элита
начинала с упоением грызться за власть, забыв о государстве, а на-
род, избалованный тем, что царь долгие годы все знал и умел, не
сразу успевал спохватиться. Государство разваливалось, и лишь мно-
голетние бедствия снова сплачивали страну воедино. Причем сейчас,
если продолжить аналогию со Смутным временем после Ивана Грозного,
смута еще далеко не кончилась, и даже еще как следует не началась.
Так что наши общественные структуры всегда будут проще, чем на
Западе, а "элита" будет нуждаться в постоянном присмотре и контроле
со стороны управляемых. А так как наш пряник всегда будет менее
сладок, то кнут должен быть потолще. И так как на удачного царя на-
дежды мало, стегать этот кнут должен не сверху вниз, а снизу вверх.
Но не будем слишком далеко забираться в историю. Информация об
особенностях тех времен скудна и противоречива, и в выводах легко
напутать. Тема отличий нашей страны от других стран - слишком слож-
на и обширна, на порядок обширнее, чем исследование этих отличий
для небольшого исторического периода 90-х годов 20-го века, и я ду-
маю, что пока высказался достаточно.
* * *
Возможно, вам, уважаемый читатель, стало тоскливо - столько
проблем в будущем! Как все сложно! А ведь как нам обещали десять
лет назад? "Мы сидим, а денежки идут". Тогда некоторые верили. А
сейчас?
Увы, мы всегда находимся в той же ситуации, в которую как-то
попала Алиса в Зазеркалье: "порой приходится очень быстро бежать,
только чтобы остаться на том же самом месте".
Можем ли мы победить в этой гонке? Сможем ли мы испытать то
чувство гордости за себя, которое порой испытывали наши предки, по-
бедив какого-нибудь "властелина мира" или запустив спутник? Ну, ни-
каких гарантий я не даю, все зависит от нас. На роду нам ничего не
написано. Хоть и говорят, что справедливое дело обязательно востор-
жествует, но в нашем мире это совсем не обязательно. Все себя счи-
тают справедливыми, даже Хавьер Солана.
Напомню старую историю: когда судили Жанну д'Арк, ей задали
каверзный вопрос: "ты считаешь свое дело правым. Зачем же ты зовешь
солдат к битве? Разве Бог и так не дарует победу правому делу?".
Соль вопроса в том, что, как бы Жанна ни ответила, ее обвинили бы в
неверии в Божественное провидение.
Жанна поставила ученых богословов своим ответом в тупик, за-
явив: "но солдаты должны сражаться! Только тогда Бог дарует им по-
беду!". Да, аналогично, если мы хотим чего-то достичь, мы должны
разбираться в ситуации и должны действовать. Не обещаю, что все бу-
дет хорошо, но без попытки понять хорошо уж точно не будет.
И еще одно. Глубоко разбирать этот вопрос мне не хочется, но
он важный.
Может быть, вы подумали в ходе чтения книги, что, чем благо-
датнее земля, тем счастливее ее обитатели? Нет, и тут тоже есть,
видимо, определенная причина.
На Кавказе, во многих языках, есть пословица:
"на меже всегда валяются черепа". А ведь как раз на Кавказе
самые лучшие земли и климатические условия в России. Что же мешает
райской жизни там?
Самые благодатные условия на африканском континенте, "африкан-
ская Швейцария", знаете где? В Руанде. Не видели фоторепортажей об
очередном конфликте там? Ваше счастье. Я видел, и хотел бы забыть,
но не получается.
А Европа? "Цивилизованная", "колыбель культуры"... Это сейчас.
А что было 50 лет назад? А 85? А почему вы думаете, что мы не уви-
дим очередной, один из многих, кровавый пароксизм "старой доброй
Европы"? Вся Европа - сплошное кладбище, скелет на скелете под каж-
дым метром этой лучшей земли мира.
Вот поэтому не надо им завидовать.
В плодородных странах человеку достаточно затратить незначи-
тельную долю своих сил и времени, чтобы его участок земли прокормил
и его, и его семью. Значит ли это, что остальное время он ничего не
делает?
Нет. Все остальные силы уходят у него на то, чтобы отстоять
эту самую благодатную землю от других желающих. Ожесточенность этой
борьбы всех против всех нам просто незаметна, но в истории Европы
изгнание или уничтожение побежденных - обычное дело.
В Европе, зарезав соседа, удачливый победитель получает рог
изобилия и скатерть-самобранку, есть ради чего зверствовать. А у
нас? У нас победитель получает - пожизненно - принудительные тяже-
лые работы. Это не значит, что у нас, в отличие от Запада, много
земли - земли мало и у нас, и русский крестьянин, в случае наруше-
ния межи соседями, берется за вилы так же естественно, как средне-
азиатский за кетмень. Но ситуация у нас другая, у нас на междоусо-
бия остается гораздо меньше сил и времени. Это и отразилось на
"менталитете" наших людей - они беззлобны и неагрессивны. Если ко-
му-то приходилось сталкиваться с обратным, то скажу, что вы еще не
видели агрессивности. В наши города приезжают сейчас люди с Кавка-
за, везут и свои семьи. Как вы думаете, почему они едут из гораздо
более богатых районов, чем Центральная Россия? А ведь это цепкие,
жизнеспособные, агрессивные по характеру люди.
Я не буду излагать своих умозаключений, но у меня сложилось
стойкое убеждение - никогда на нашей земле не будет того культурно-
го, цивилизованного озверения и ожесточения, которое обычно там, на
Западе. Возможны и гражданские, и этнические конфликты, но не та-
кие, как там. И мы не сможем понять рассудком мотивы поведения за-
падноевропейцев. Когда Европейский Совет в одном и том же заявлении
приветствует бомбежки Югославии и осуждает смертный приговор мань-
яку на Украине - нечего даже пытаться это понять. Так они мыслят,
так они воспринимают мир. Такова их этика. Это не отсутствие мора-
ли, как у нас иногда считают - напротив, так проявляется их мораль,
и свои моральные нормы они тщательно соблюдают. У нас порой воспри-
нимали любовь Гитлера к животным и детям как лицемерие. Напротив, в
его образе ярко проявилась именно мораль Западной Европы. Они тако-
вы, и сделать ничего нельзя, пытаться объяснить им аморальность их
действий - бессмысленно, их действия высокоморальны. Мораль другая!
Такого рода нравственность Запада можно либо принять - чисто
эмоционально (у нас такие люди есть), либо просто не принять, также
чисто эмоционально, но объяснять ее, привлекая рассудок - бесполез-
но.
В нашей истории был жестокий, Грозный царь. За время его цар-
ствования было насильственно лишено жизни не то три, не то четыре
тысячи человек. Многие из них - заслуженно. До сих пор и историки,
и простые граждане, спорят - можно ли его оправдать за это? Но спо-
ры спорами, а памятника этому царю нет. Почему нет его изображения
на монументе "Тысячелетие России" - понятно, его устанавливали при
царе-демократе Александре II, но почему вообще нет и не было памят-
ника создателю России в ее нынешних границах?
А в Англии стоят памятники Генриху VIII. В его правление толь-
ко "бродяг" (крестьян, согнанных лордами с земли) было повешено 80
тысяч. И ничего, все по закону, все нормально... В 1848 году только
в Париже и только за три дня было расстреляно 3 000 безоружных лю-
дей. Кто-то об этом помнит?
Они ненормальные? Нет, ненормальные мы, и нам надо свою ненор-
мальность во что бы то ни стало сохранить.
В чем отличие богатой Западной Европы от бедных стран, распо-
ложенных порой в весьма благоприятных регионах? В менталитете Запа-
да гвоздем сидит принцип:
"Боливар не выдержит двоих". "Как бы много ни было благ, их не
хватит на всех". "Только люди - не дефицит". Они постоянно думают
об этом, и этот принцип вошел и в определение экономики, принятое
на Западе, и в западную парадигму, и в практику. Этот принцип об-
легчает им и взаимоотношения друг с другом - каждый знает, чего
ожидать от другого. Конечно, их умение бороться с перенаселением
внушает уважение... но наши предки ушли оттуда не только в поисках
свободных земель - в какой-то степени и от этого принципа. А
кое-кого оттуда и "ушли".
Впрочем, это не мое дело. Я-то живу здесь, и до других стран
мне дела нет, что бы вы ни подумали, прочитав эту книгу. Я живу
здесь без принуждения, и мне не надо делать над собой усилия, обща-
ясь с людьми в любой точке страны, и ничто и никто меня не раздра-
жает. Точнее, есть у нас в стране и то, что я люблю, и то, что я
хотел бы изменить - единственно, всем рассказывающим мне о "свинцо-
вых мерзостях российской жизни" сравнительно с прелестями Запада я
рекомендую тут же туда уехать, не мучая здесь "себя любимого", или
заткнуться, раз кишка тонка.
Конечно, оснований для оптимизма в окружающей I действитель-
ности маловато. Мешает уверенность населения, что дальше падать не-
куда. А вот тут я, наоборот, оптимист. Есть куда падать, есть! И
лучше до этого не доводить.
|