Русская Зарубежная Церковь и эмиграция в годы войны
Трагедия для любого народа — когда разное понимание национально-государственных интересов раскалывает нацию на противоборствующие части. Гражданские войны переживали в своей истории многие народы При этом одну воюющую сторону, как правило, образует официальная (независимо от ее правоты) власть, которая хотя и имеет добровольных сторонников, обычно составляет свою армию приказом о мобилизации. Вторая сторона в гражданской войне — оппозиционная, которая не имеет центральных рычагов власти и формируется из добровольцев, готовых рисковать жизнью ради своего понимания блага государства (так, например, в начале XVII в. по призыву Патриарха Гермогена формировалось ополчение Минина и Пожарского против “официальных” властей — семибоярщины и королевича Владислава).
Гражданская война редко обходится и без участия в ней иностранных сил, которое может быть как скрытым, так и открытым в пользу одной из сторон. Вспомним, что в XVIII-XIX вв. и Россия оказывала помощь европейским монархам в восстановлении законной власти.
Можно сказать, что в XX в. вся российская история представляет собой непрерывную гражданскую войну между сторонниками национальной России и ее противниками в лице либеральной демократии и коммунизма при постоянной поддержке последних с Запада. Так, события 1905-1907 гг. были скорее не революцией (ведь она не достигла цели), а первой вспышкой гражданской войны, в которой силы старого порядка еще смогли победить революционеров
В следующем этапе нашей гражданской войны, начавшемся подспудно в годы Первой мировой, монархическую власть победили сначала масоны и социалисты (Февраль), затем верх одержали коммунисты-интернационалисты (Октябрь); и те и другие — при мощной поддержке “мировой закулисы”, спровоцировавшей ради этого сам мировой конфликт. В 1917-1922 гг. против большевиков боролись белые и крестьянское сопротивление; в 1920-1930-е гг. гражданская война тлела в России подспудно в виде восстаний с отдельными обострениями (такова коллективизация, уничтожившая независимое крестьянство).
Побежденные коммунистами сторонники православной России ушли в катакомбы, чтобы там хранить Истину, и в эмиграцию — готовиться к новому “весеннему походу” против интернационалистов. На всезарубежном съезде в 1926 г. было заявлено:
“Мировая коммунистическая партия... является в отношении России внешней силой, а не русским национальным (хотя бы и скверным, жестоким, варварским) правительством... Интересы России противоположны интересам Интернационала”, поработившего ее. “Отношение к советской власти как к плохому, но русскому правительству, означает непонимание ее существа”. “Сколько бы других народов ни признало коммунистическую партию, властвующую над Россией, ее законным правительством, русский народ ее таковым не признает и не
прекратит своей борьбы против нее” 1.Из эмиграции эта борьба велась, конечно, неадекватными средствами: вылазками боевиков, отстройкой контрреволюционного подполья, поначалу были и набеги вооруженных отрядов (на Украине, в Белоруссии, на Дальнем Востоке). Возможность более серьезных действий представилась эмигрантам в 1941 г. — при наличии уже новой иностранной силы, выступившей одновременно против “мировой закулисы” и “жидо-большевизма”, хотя и преследовавшей при этом свои собственные цели.
Позиция тех, кто воевал в эти годы в Красной армии против гитлеровцев, защищая родную землю, достаточно ясна и уважаема для современных поколений нашего народа. Менее известны цели и действия тех русских людей, которые были не меньшими патриотами России, но оказались по другую сторону линии фронта. Причем, если в их числе несколько тысяч белогвардейцев прямо рассматривали это как продолжение прежней гражданской войны (поэтому назвать их “предателями” нельзя: они советской власти не присягали, а были ее изначальными противниками), то для миллионов советских граждан это была их собственная попытка избавления от коммунистической власти. Но и говоря о них, не следует забывать, что после революции прошло лишь два десятка лет, все взрослое население помнило дореволюционную Россию и свою присягу Царю, Помазаннику Божию (приносившуюся всеми подданными по достижении совершеннолетия), как и то, что сделал с Россией большевизм, — соответственным было и их отношение к советской власти.
В эмиграции участниками этой попытки опубликовано достаточно материалов
2. Здесь мы рассмотрим события на примере участника невоенного: Русской Зарубежной Церкви, — которая была духовным пастырем и выразителем надежд всей русской эмиграции в ту эпоху. А для анализа ее настроений необходимо учесть политические перемены в Европе и эмиграции в 1930-е гг.После победы над монархиями в Первой мировой войне западные демократии вступили в полосу небывалого кризиса. Реакция на него возникла не только слева — прокоммунистические движения, но и справа — авторитарные националистические режимы во многих странах, которые часто объединяют под названием фашизма. Их успешные социальные и политические реформы
[ (26) ], поддержанные католической Церковью, привлекали внимание всего мира В политике это выразилось в создании “Антикоминтерновского пакта” (Берлин-Рим-Токио, 19361937), который — впервые на государственном уровне! официально провозгласил борьбу с коммунизмом.Демократии же, напомним, поддержали большевиков в революции и в гражданской войне, а с появлением фашизма вступили с ними в политический союз (антифашистские “народные фронты”, интербригады в Испании) Только на этом фоне можно понять симпатии почти всей русской эмиграции к фашизму и ее надежды на помощь Антикоминтерна в освобождении России, где большевики устроили “безбожную пятилетку” и коллективизацию, унесшую жизни 10 миллионов крестьян.
Не удивительно, что и в самой России в то время встречалось такое же отношение к фашизму Так, вполне правдоподобны (хотя это запись на допросе) слова расстрелянного архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), последнего ректора Московской духовной академии “Мы стоим за борьбу фашизма против коммунистической идеологии, отсюда и против советской власти.
Но мы утверждаем, что фашизм не разрешает всех социальных проблем с точки зрения религии. Одним полезен фашизм для Православной Церкви — это тем, что он поможет нам изменить советский строй и восстановить монархию, где снова Церковь займет господствующее положение”
3. Подобные надежды повсеместно проявились в СССР в начале немецкой оккупации...Лишь с учетом этого исторического фона можно рассматривать и позицию Русской Зарубежной Церкви. Сделать это представляется тем более уместным, что ее противники постоянно бросают ей обвинения в “сотрудничестве с Гитлером”.
* * *
Прежде всего следует отметить, что в русской эмиграции было три православных юрисдикции: 1) консервативная Русская Зарубежная Церковь, объединившая поначалу эмиграцию во всем мире; и отделившиеся от нее в 1926 г. две либеральных: 2) американская митрополия и 3) “парижский” экзархат митрополита Евлогия, подчиненный сначала Москве, а затем Константинопольскому Патриарху. (Малочисленные зарубежные приходы Московской Патриархии здесь можно не учитывать.)
Однако в предчувствии надвигавшихся военных событий эмиграция, как военная, политическая, так и церковная, проявила стремление к объединению: “парижский” митрополит Евлогий кратковременно (1934-1935), а Американская митрополия на весь военный период (19351946) воссоединились с Зарубежной Церковью. Так что в годы войны Зарубежная Церковь была практически едина и отражала настроения подавляющего большинства русской политической эмиграции. (Приходы митрополита Евлогия, вновь отделившиеся
под давлением его либерального окружения, составляли лишь около 6% всех зарубежных)В 1938 г. на II Всезарубежном Соборе в Сербии было предложено, чтобы Церковь “обратила свое попечительское внимание” на эмигрантские организации “и помогла им выйти на путь подлинно православных и подлинно русских миропонимания и общественно-государственного идеала”
4. Имелось в виду то, что все правые организации выражали симпатии к фашизму как к политическому союзнику — который, однако, не соответствовал православному миропониманию, ибо имел языческие чертыИ именно благодаря четкой позиции Русской Зарубежной Церкви эти эмигрантские организации (за редчайшими исключениями) сохранили верные критерии в оценке фашизма
5. Но перейдем к конкретным обвинениям, предъявляемым Зарубежной Церкви ее критиками.В виде самого “компрометирующего” факта (за отсутствием других) обвинители всегда приводят благодарственный адрес 1938 г. тогдашнего первоиерарха Зарубежной Церкви митрополита Анастасия (Грибановского) Гитлеру как главе германского правительства — с признательностью за щедрое пожертвование на постройку православного собора в Берлине. Но не нужно забывать, что это было еще до начала Второй мировой войны, что правительство Гитлера было законно избрано и признано всеми странами мира и что в таких случаях принято выражать официальную благодарность. Хвалебные же выражения митрополита Анастасия (Гитлер был назван “вождем в мировой борьбе за мир и правду”, за которого “верующий русский народ, стонущий под игом рабства и ожидающий своего
освободителя, постоянно возносит к Богу молитвы” 6) следует рассматривать в описанном выше историческом контексте.Заметим также, что “текст этого адреса был составлен заранее приходским советом означенного храма. Ознакомившись с содержанием его, Высокопреосвященнейший митрополит Анастасий не одобрил приданной ему редакции и хотел изменить ее, исключив из адреса все, что не имело прямого отношения к главной цели его — выразить благодарность жертвователю — Германскому правительству и его главе... Однако это
оказалось практически неосуществимым ввиду того, что адрес в таком виде прошел уже через официальную цензуру” 7.Еще более понятными и этот прорусский жест Гитлера, и ответная благодарность Церкви предстанут на фоне общего положения в Германии. В марте 1936 г. Германская епархия Русской Зарубежной Церкви получила государственный статус “корпорации публичного права” (какой имели также католики и протестанты). Именно вокруг этой епархии немцы тогда решили объединить остальные эмигрантские православные общины
на территории Рейха (прежде всего это касалось 13 “евлогианских” приходов, подчиненных Парижу). Однако эта мера была предпринята не по инициативе Зарубежной Церкви (ее даже не спрашивали). Германское правительство само стремилось “централизовать” управление каждым вероисповеданием — в целях лучшего контроля.В
ыбор в пользу Русской Зарубежной Церкви немецкие власти обосновали тем, что она, во-первых, “не только объединяет в настоящий момент почти всех русских православных архиереев за пределами России, в Европе, на Дальнем Востоке и в Америке, но... и повсеместно признается канонически безупречной, и, во-вторых, она ни разу не уклонилась от выбранной и в данных условиях единственно возможной и правильной линии, которая состоит в следующем: самостоятельная организация церковной жизни за рубежом, пока вновь не возникнет возможность воссоединиться с русской Церковью на родине... в соответствии с указом почившего Патриарха Тихона, изданным в то время, когда он еще был на свободе и не подвергался какому-либо нажиму со стороны советского правительства” 8 (имеется в виду указ № 362 от 20.11.1920 об автономном самоуправлении епархий при невозможности беспрепятственной связи с возглавлением Церкви в Москве — этот указ стал основой каноничного существования Русской Зарубежной Церкви).Митрополит же Евлогий, напомним, имел под собой только 6% приходов всего православного зарубежья и к тому же сначала был в советской юрисдикции, а затем “самовольно перешел в юрисдикцию греческого Вселенского Патриарха — этот путь трудно признать каноническим”
9 (это понимали даже немецкие чиновники); тем самым “евлогианская” юрисдикция перестала быть русской. Таким образом. Германская епархия Русской Зарубежной Церкви была признана единственным юридическим лицом и владельцем всего дореволюционного имущества Русской Церкви на территории Германии [ (27) ].Но, разумеется, немцы в своем выборе руководствовались не только каноническими причинами. Очень важно было и то, что глава “евлогианских” приходов находился на территории недружественного Германии государства (масонско-демократической Франции), где “на митрополита было оказано давление со стороны” в том смысле, чтобы не объединяться с зарубежным Синодом, — отмечали хорошо информированные сотрудники Рейхсминистерства по делам религий.
Поэтому итог сравнения с немецкой точки зрения был логичен: Русская Зарубежная Церковь “собрала вокруг себя самые активные правые элементы, наиболее последовательно мыслящие национально, которые больше всего способны к антибольшевицкой борьбе, в то время как очень многие люди, которые занимают главенствующее положение среди паствы митрополита Евлогия, склоняются влево, имеют в высшей степени либеральные взгляды... Все их публикации..
. недвусмысленно доказывают, что они служат известным неправославным и даже собственно не русским, а скорее интернациональным и в любом случае антигерманским интересам и тем самым оказывают услуги мировому масонству и большевикам” 12.Приводя эти документ
ы, исследователь данной темы А.К. Никитин отмечает также, что германские власти, кроме стремления к унификации, имели и пропагандную цель: в СССР в это время “безбожной пятилетки” 19321937 гг. шли жесточайшие преследования Церкви — и гитлеровский режим старался представить себя идейным противником большевизма, поддерживая Православие. Кроме того, Германия надеялась этим привлечь к себе симпатии других православных стран как возможных союзников — Румынии, Болгарии, Греции, а также поначалу и сербов в Югославии.Поэтому в 1939-1940-е гг. Рейхсминистерство по церковным делам предприняло и ряд других шагов, чтобы завоевать симпатии православных верующих. В частности, после оккупации Польши, где были жесточайшие гонения польских властей на Православие с арестами духовенства и закрытием только в одном 1938 г. 114 храмов, немцы постарались восстановить справедливость: “...православное население встречает доброжелательное отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают ему отобранное поляками церковное имущество”
13.В самой Германии готовилось открытие финансируемого государством Богословского академического Института в Берлине, который должен был заменить “евлогианский” Институт в Париже и закрытый после оккупации Польши православный факультет Варшавского университета. В подготовке участвовали архиепископ Серафим (Ладе), епископ Василий (Павловский), философ Н.С. Арсеньев, проф. Дорошенко, проф. архимандрит Грегор (Перадзе)
14.В этом же русле лежала и упомянутая постройка православного собора в столице Рейха, одобренная лично Гитлером; она была представлена как важное политическое событие, поэтому и понадобился благодарственный адрес Гитлеру. Заметим, что ни один из епископов в других странах (даже противников Германии) не осудил тогда этого адреса, который был само собой разумеющимся. Поздравления и подарки в связи с постройкой этого храма Русская Зарубежная Церковь получила от православных Церквей из Сербии, Болгарии, Греции, Польши, Сирии...
Более того: можно привести пример, как не менее горячо подчеркивал свою лояльность гитлеровскому режиму глава либеральной “парижской” юрисдикции митр. Евлогий, не желавший терять контроль над своими приходами в Германии. В письме от 4 октября 1937 г., переданном через посла Германии в Париже,
он писал рейхсминистру по церковным делам:“Немецкое правительство считает нецелесообразным сохранять в Германии две юрисдикции русской православной Церкви, ибо, как показывает опыт дел в Лютеранской Церкви, одна из противоборствующих церковных группировок всегда выступает против правительства.
Позволю себе преданнейше выразить решительный протест против сформулированного таким образом подозрения, которое никоим образом не соответствует действительности. Ни я лично, ни мое духовенство, как и члены вверенных мне приходов, ни разу не навлекли на себя подозрение в нелояльности по отношению к правительству Рейха. Напротив, наше духовенство всегда проявляло полное почитание и преданность правительству этой страны, которая оказала гостеприимство нам, русским беженцам; в этом духе уважения и преданности наше духовенство воспитывает и свои приходы... Я, как и все мое духовенство, ... охраняем на
шу христианскую паству от всех лжеучений, масонства, теософии, коммунизма и всех других учений, противных учению нашей Церкви... Что касается наших приходов, находящихся в Германии, то во всех наших храмах возносятся молитвы о правительстве этой страны и о немецком народе. В 1936 году на епархиальном собрании представителей духовенства и мирян из 14 стран была выражена благодарность правительству германского Рейха за благосклонное отношение к нашим приходам и их защиту...Наконец, если правительство германского Рейха пожелает привлечь русские православные церкви к сотрудничеству в борьбе с коммунистическим безбожным движением, как и с другими движениями, работающими против христианства.., то правительство Рейха найдет с нашей стороны полное согласие и поддержку”
15.Письмо это, впрочем, ничего не могло изменить в немецких планах церковной унификации. Никитин подробно описывает, как “евлогианские” приходы в той или иной степени сопротивлялись этому решению, но в конце концов почти все были вынуждены смириться. Однако несправедливо перелагать на Зарубежную Церковь ответственность за давление немцев на эти приходы. Зарубежная Церковь не только не воспользовалась этим для их подчинения себе, но и сделала все возможное в той ситуации, чтобы смягчить последствия гитлеровского диктата, нередко защищая “евлогианское” духовенство перед властями. В частности, после оккупации немцами Бельгии
Берлинский “архиепископ Серафим буквально вызволил из гестапо главу “евлогианской” общины в Бельгии архиепископа Александра (Немоловского) Брюссельского, взял его на поруки, поселив при русском храме в Тегеле и таким образом спас его” 16.Архиепископ Серафим сделал также все возможное, чтобы выработать приемлемое и для немецких властей и для “евлогиан” юридическое определение их статуса. Между архиепископом Берлинским Серафимом и епископом Пражским Сергием (викарием митр. Евлогия) было заключено письменное
соглашение (21.10/3.11.1939 г.) о том, что для “парижских” приходов “сохраняются их самостоятельность и внутрицерковная жизнь”, как и их “подчинение епископу Сергию” и “юрисдикционное отношение к митрополиту Евлогию”; они лишь чисто юридически, согласно немецкому закону, входят в состав епархии архиепископа Серафима, который поэтому должен иметь доступ к их документации и право, в случае необходимости, предлагать те или иные дисциплинарные меры, поскольку несет ответственность за эти приходы перед немецким министерством по церковным делам 17.Порою из-за этого заступничества и по другим причинам взаимоотношения самой Зарубежной Церкви с немецкими властями оказывались натянутыми. Так, по свидетельству К. Кромиади, стараясь помочь преследуемым евреям, предшественник владыки Серафима (Ладе) в Берлине “архиепископ Берлинский и Германский Тихон приходивших к нему с просьбой русских евреев крестил и выдавал им свидетельства о крещении. К сожалению, это им не помогло, а Гестапо потребовало от Синода убрать Тихона из Германии. В результате архиепископ Тихон был отозван в Сремские Карловцы, а ближайшие его сторонники репрессированы... В. Левашов был посажен в тюрьму, граф А. Воронцов-Дашков предупрежден, что если не успокоится, то будет выслан из страны, а у К.К., представителя от германской епархии на заграничный собор в Сремских Карловцах, Гестапо отобрало документы с запретом покидать страну и с угрозой быть арестованным”
18, — пишет К. Кромиади (обозначив себя инициалами). Правда, по другим данным, немцы такого требования Синоду не предъявляли, архиепископ Тихон был отозван из Германии самим Синодом в результате административной инспекции, поскольку у архиепископа осложнились отношения и с собственной паствой 19.Следующим архиепископом Берлинским и Германским (позже митрополитом) стал Серафим (Ладе), немец по происхождению. Именно он заключил упомянутое соглашение с “евлогианскими” приходами. В мае 1942 г. Германская епархия была преобразована в Средне-Европейский Митрополичий округ, насчитывавший почти 100 общин, включая монастырь преп. Иова Почаевского в Словакии. Но и митрополиту-немцу пришлось нелегко в отношениях с гитлеровскими идеологическими министерствами, поскольку он отказался выйти из подчинения зарубежному Синоду (как того хотели гитлеровцы).
Отношения резко ухудшились в 1941 г. После германской оккупации других православных стран и с началом войны против СССР у гитлеровских властей значительно уменьшилась пропагандная необходимость поддержки русского Православия. Главе Зарубежной Церкви митрополиту Анастасию был запрещен приезд в Берлин, германские власти выпустили инструкции о недопущении эмигрантского духовенства на оккупированные российские территории, о запрете на общение старой эмиграции с “остовцами” (восточными рабочими) и пленными — чтобы не допустить национально-политического становления независимой от немцев русской силы, создать которую стремились и эмигранты, и бывшие советские военные.
Почему же все-таки немалая часть эмиграции, несмотря на эти трения с гитлеровскими властями, продолжала связывать с Германией надежды на освобождение России и в последующие годы?
* * *
В годы этой войны в русской эмиграции не было подлинных “пораженцев” (сравнимых с позицией пораженца-интернационалиста Ленина в Первой мировой войне). Возникший новый вариант “пораженчества” для многих людей был лишь выбором меньшего зла в создавшейся ситуации и питался патриотизмом — только более активным: использовать создавшуюся ситуацию для освобождения родины от антинационального режима. Гитлеризм к началу войны еще не проявил своего подлинного лика, германское общество было неоднородно, немцы проводили успешные социальные реформы, раздавали антикоммунистические обещания, признали Православие одной из главных религий на территории Рейха это возобновило надежды на тот самый “крестовый поход” Европы против коммунизма, к которому призывал Бунин в 1924 г. в известной речи о русской эмиграции и к которому себя готовил Русский Обще-Воинский Союз (в него были преобразованы Белые армии в зарубежье).
Такие надежды встречались во всех церковных юрисдикциях, что проявилось при нападении Германии на СССР. Противники Зарубежной Церкви обычно указывают в этой связи лишь на заявление пребывавшего в Париже ее митрополита Серафима (Лукьянова, после войны он присоединился к Московской патриархии):
“Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшаго меч на врагов самого Бога.. Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот” 20.Но и принадлежавший тогда к “евлогианской” юрисдикции архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиепископ Сан-Францисский в Американской Церкви) тоже
приветствовал начало войны против
СССР: “Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу” 21. Ранее сам митрополит Евлогий в письме рейхс-министру предлагал свои услуги в антикоммунистической борьбе. И даже клирик юрисдикции Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен вспоминает о начале войны в Риге: “На всех лицах затаенная радость...” 22.Антирусские места в “Майн кампф”, о которых предупреждал генерал Деникин (противник союза с Германией), большинством не принимались всерьез: эта книга была написана в 1924-1925 гг., тогда еще мало известным авантюристом, и имелась надежда на поумнение ее автора на посту главы государства. К тому же русофобии в 1939-1940 гг. (после заключения пакта Молотов-Риббентроп) хватало и со стороны демократий. Тот же Деникин отмечал: “Часть французской прессы, понося справедливо большевиков, оскорбительно валит в одну кучу с ними старую Россию и народ русский”
23. Об этом писал и орган связи зарубежного воинства “Часовой”: “говоря о германо-советском военном союзе, часть прессы находит возможным оскорблять РОССИЮ, ...отождествляя ее с большевиками”, и “те самые, которые в период пресловутых переговоров с большевиками, захлебываясь, писали о “демократизме” и “культурности” советского правительства, теперь говорят о русских “азиатских ордах”” 24. К тому же эмиграция еще не забыла предательство Антантой союзницы-России и ее Белых армий; потом к этому добавился союз демократий со Сталиным...Главное же: после нападения немцев на
СССР выбор уже заключался не в том, кто “лучше”, нацисты или демократы (чтобы защищать их во французской или английской армии), а в том — включиться ли в события на русской земле, стараясь использовать их для помощи своему народу, или остаться в стороне от этих событий. Поэтому многие правые эмигранты сочли меньшим злом Германию не столько потому, что поверили в объявленный Гитлером “крестовый поход”, сколько потому, что надеялись сами превратить войну в такой поход — при его поддержке населением России. Поэтому и участие русских в антигитлеровском “Сопротивлении” на территории Германии, с нравственной точки зрения подвижническое и оправданное, с политической точки зрения было скорее редким исключением (за участие в антигитлеровской группе “Белая роза” был казнен член мюнхенского прихода Зарубежной Церкви А. Шморель 25, прославленный недавно как мученик в Германской епархии).Основания для надежд на такой исход событий в россии были: в первые месяцы войны советские солдаты не были готовы воевать за коммунистический режим (несколько миллионов попали в плен — вопреки приказу живыми не сдаваться), а народ, помня “культурных” немцев по прежней войне, встречал “освободителей” хлебом-солью. Это были не единичные случаи, а повсеместное стихийное явление лета 1941 г., описанное множеством свидетелей и заснятое на пленку кинооператорами. После двух десятилетий террора настроения в СССР были такие, что, если бы на оккупированных немцами территориях были созданы
независимое Российское правительство и освободительная армия, — им не потребовалось бы боев с советскими войсками: достаточно было бы одного морального воздействия.Поэтом
у не только в эмиграции, но и у многих советских военачальников возникла мысль о вооруженной борьбе за освобождение от коммунистического режима, и многие из них тоже были убеждены, что их поддержит народ. Один из руководителей нынешнего немецкого Научного центра военной истории И. Хофман на основании документов показывает, что уже в 1941 г. такое мнение высказывали попавшие в плен командующие советскими дивизиями, корпусами, армиями — генералы Ф.А. Ершаков, С. Огурцов, Снегов, П. Абранидзе, Бессонов, Кирпичников, Д.Е. Закутный, Ф.И. Трухин, И.А. Благовещенский, Егоров, Куликов, Ткаченко, Зыбин, Х.Н. Алавердов, М.И. Потапов, М.Ф. Лукин. В 1942-1943 гг., помимо А.А. Власова, Г.Н. Жиленкова, В.Ф. Малышкина, такую же готовность выражали генералы М.М. Шаповалов, И.П. Крупенников, Ю.А. Музыченко, П.Г. Понеделин, полковники В.И. Боярский, К.Л. Сорокин и др. 26 [ (28) ]Все они ставили условием — создание независимого русского правительства со статусом союзника Германии. Эта идея находила положительный отклик в немецких военных кругах. Не следует забывать, что германское общество, в отличие от советского, еще не успело стать полностью тоталитарным; между старыми военными и нацистской партией имелись серьезные разногласия. Расистскую антиславянскую политику Гитлера считали губительной для Германии многие представители высшего военного слоя: В. фон Браухич, Ф. фон Бок, Вагнер, Герсдорф, Р. Гелен, В. Канарис, Г. Линдеман, граф фон Шенкендорф, Г. фон Кюхлер, X. фон Треско, фон Ренне, В. фон Фрейтаг-Лорингхофен, К. граф фон Штауфенберг и др. — из-за этого многие из них были смещены Гитлером со своих постов. В аристократических кругах сохранились симпатии к России в духе старой бисмарковской политики; этому способствовала и вышедшая в 1938 г. в Швейцарии книга немецкого философа (женатого на русской эмигрантке) В. Шубарта “Европа и душа Востока”
27. Для традиционно-консервативных немцев-христиан Гитлер был едва ли не язычником... Наиболее оппозиционные круги, к которым примыкали также дипломаты (бывший посол в Москве В. граф фон дер Шуленбург), банкиры и промышленники (в Германии не была запрещена частная инициатива), отчаявшись повлиять на фюрера, устроили на него 20 июля 1944 г. покушение (неудачное; сотни человек были казнены)...Именно с такими немцами искали сотрудничества как эмигранты, так и ген. А.А. Власов, считая, что известный компромисс допустим, а освобожденная от коммунистов Россия не даст себя поработить иноземцам. Но Гитлер, как и его ближайшее партийное окружение (Розенберг), отвергали саму мысль о союзе с русскими. Правда, в немецких войсках, по инициативе военачальников, были разрешены небольшие части из русских добровольцев, общей численностью до миллиона человек
29, но их стали называть “Русской Освободительной Армией” (РОА) лишь в целях пропаганды, для поощрения перебежчиков (разбрасывались соответствующие листовки над советскими позициями). В действительности эти мелкие части подчинялись немецкому командованию и не имели никакого отношения к созданной позже армии Власова.Цель Гитлера была превратить “унтерменшей”-славян в рабов, а Россию в колонию. Произвол на оккупированных территориях и бесчеловечное обращение с пленными невозможно было скрыть. Тем самым Гитлер придал войне — в глазах советской стороны — характер Отечественной, и на стороне защищавших коммунистический режим оказалась своя важная правда: они защищали родную землю. Их героизм, их жертвы — навсегда останутся в русской (а не только советской) истории.
На этом и сыграл Сталин, привлекший к делу обороны уцелевших епископов и даже восстановивший в сентябре 1943 г. патриаршество. Но неужели можно обвинять зарубежных епископов в “услужении Гитлеру” за то, что они, собравшись в октябре 1943 г. на совещание в Вене, не признали такую процедуру назначения Патриарха канонической?.. За то, что они не поверили в патриотизм коммунистической власти
[ (29) ], еще недавно сатанински преследовавшей Церковь? Все помнили, что не кто иной, как Сталин объявил “безбожную пятилетку”, после которой к началу войны во всей стране службы совершали лишь 4 архиерея и оставались открытыми несколько сот храмов...Кстати, одновременно это Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру и его правительству не было
30. И во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о “победе Гитлера”, а о “помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига” и о прекращении войны: “Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мipy даровати...” 31.Для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные. Она не имела доступа к соотечественникам на родине, но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла
.Прежде всего она старалась спасать советских пленных, от которых Сталин отказался как от “изменников Родине”. СССР отказался подписать международную конвенцию о гуманном обращении с пленными, — предоставив Гитлеру морить их голодом на законном основании. В то время как пленные западных армий содержались в сносных условиях, под опекой Международного Красного Креста, — советские умирали с голоду. К лету 1942 г. их погибло около 2 миллионов человек; лишь после этого, благодаря протестам адмирала Канариса, фельдмаршала фон Бока и других военачальников, русских пленных стали лучше кормить и использовать в качестве рабочих.
Для помощи пленным эмигранты с самого начала войны устраивались на работу в соответствующие немецкие учреждения. Кромиади, работавший в одной из распределительных комиссий, описывает, что эта проблема “подняла на ноги всю русскую эмиграцию. Вопрос о помощи военнопленным стал в эмигрантской среде самым животрепещущим вопросом; священники с амвона призывали свои паствы к оказанию помощи братьям
, погибающим в неволе, а общественные деятели создавали комитеты по сбору пожертвований и продолжали это дело до самого конца войны... у лагерей военнопленных целыми днями маячили мужчины и женщины, пытаясь улучить момент, чтобы передать пленным принесенное” 32.Не допускали эмигрантов и к “остовским” рабочим. Лишь в 1944 г. с величайшим трудом митрополиту Серафиму удалось добиться разрешения для 15 разъездных священников на обслуживание “остовских” лагерей. Как он отмечал, этому все же способствовало то обстоятельство, что “в правительственных кругах рассматривали Православие как иностранное вероисповедание и, чтобы не обидеть болгарских и румынских союзников, с нами обращались более осторожно. Представитель церковного министерства часто говорил нам: ваше счастье, что вашу Церковь считают иностранным вероисповеданием”
33. В этом еще одна причина того, что Русская Зарубежная Церковь не была тогда запрещена (в отличие от политических эмигрантских организаций).На оккупированные советские территории эмигранты сами по себе не допускались — ибо “они объединяются с населением в противогерманских интересах” (так говорилось в соответствующем циркуляре). Они могли проникать на Восток лишь нелегально или завербовываясь в немецкие фирмы. Однако возрождению там религиозной жизни немцы не препятствовали. Восточный министр-язычник Розенберг считал, что христианство “делает славян более послушными”, но при этом поощрял антирусские сепаратизмы и делал ставку на искусственное создание независимых Белорусской и Украинской Церквей. (Впрочем, с малым успехом: уйдя в эмиграцию, большинство из этих белорусских и украинских епископов присоединилось к Русской Зарубежной Церкви.) И хотя немцы запрещали Зарубежной Церкви помогать своему народу на оккупированных территориях, она пыталась
это делать нелегально, в меру возможностей – прежде всего религиозной литературой и антиминсами для тысяч вновь открытых храмов и многих монастырей. Находившаяся в словацком Ладомирове обитель преп. Иова Почаевского печатала Евангелия (100.000 экз.), молитвенники (60.000) и другие издания для нелегальной переправки в Россию (в том числе через солдат-словаков) 34.В этом отношении гораздо лучшие возможности для “сотрудничества с гитлеровцами”, то есть для помощи своему народу, имело эмигрантское православное духовенство из Польши и Прибалтики, не принадлежавшее к Зарубежной Церкви. Одним из первых восстанавливать религиозную жизнь на оккупированных территориях отправился архимандрит Филофей (Нарко) из Варшавы, ставший епископом Могилевским; в последний период оккупации он возглавлял Церковь в Белоруссии (позже, в эмиграции, он стал архиепископом Берлинским и Германским). В августе 1941 г. по благословению митрополита Пантелеймона (Рожновского) в оккупированную Белоруссию направились архимандрит Серафим (Шахмут) и священник Григорий Кударенко из Жировицкого монастыря, открывшие множество храмов и затем осевшие в Гомеле
35. При открытии храмов народ рыдал, не в силах сдерживать чувств...А по инициативе митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) — прибалтийского экзарха Московской Патриархии! — в августе 1941 г. на Псковщину прибыла “сотрудничать с гитлеровцами” целая миссия из 15 священников-эмигрантов, в основном из Прибалтики, в их числе были и выпускники парижского “евлогианского” Богословского института. Миссию возглавляли поочередно прот. Сергий Ефимов, затем прот. Николай Коливерский, прот. Кирилл Зайц; в числе духовенства также прибыли о. Георгий Бенигсен (секретарь миссии) о. В. Толстоухов, о. Иоанн Легкий, о. Алексей Ионов и др. Миссия охватила оккупированную территорию Псковской, Новгородской, отчасти Ленинградской и Калининской областей — все они находились в ведении не тылового, а военного немецкого командования, которое не занималось проведением розенберговской политики по отношению к
населению 36. Хотя все храмы на этой территории были ранее закрыты или разрушены большевиками, религиозный подъем народа был столь огромным и неожиданным для эмигрантов, что один из них сохранил такое впечатление о первом богослужении: “Нам показалось, что не священники приехали укреплять народ, а народ укрепляет священников”... Миссия просуществовала до апреля 1944 г., открыв около 300 храмов, в которых служили около 174 священников. Многим из них, оставшимся в СССР, пришлось за это заплатить лагерями, а то и жизнью...Возможно, именно за эту миссионерскую деятельность в апреле 1944 г. был убит и митрополит Сергий - то ли гитлеровцами (за слишком независимое поведение?), то ли советскими агентами в немецкой форме. Отметим, что он был переведен в Ригу из Москвы как экзарх лишь в начале 1941 г. и намеренно остался под немцами, скрывшись от эвакуации; затем выпускал антикоммунистические воззвания, а свою принадлежность к Московской Патриархии он объяснил в меморандуме немецким властям следующим образом: “ 1) Московская Патриархия никогда внутренне не примирялась с безбожной властью. 2) Патриархия только подчинялась советской власти де-факто как реальной власти и только после победы последней в гражданской войне. 3) По этой причине прекратилась обязанность повиноваться советской власти с началом теперешней войны - поэтому-то я имею внутреннее право выпустить свое воззвание, призывающее к восстанию народы России”
37.Разумеется, помимо окормления гражданского населения и "остовцев". Церковь не могла оставить вне своего попечительства и зарождавшееся вопреки воле Гитлера Русское Освободительное Движение. К тому же и со стороны недавних советских людей имелся большой ответный интерес к эмигрантам. Так, по словам Кромиадя (будучи в прошлом царским полковником, он стал начальником личной канцелярии ген. Власова), Власов придавал первой эмиграции “большое значение. В предстоящей антикоммунистической борьбе он отводил ей место как носительнице старых традиций русского народа и его моральных устоев, культурных и религиозных
идей, попранных коммунистами. В его представлении старая эмиграция должна была служить связующим звеном между прошлой исторической Россией и теперешней. К тому же привлечение старой эмиграции на борьбу против большевиков вместе с новой означало использование всех наших возможностей, ибо практически в общем деле обе эмиграции дополняли друг друга”38.Правда, именно из-за разницы мировоззрений нередко возникали трения между старой и новой эмиграцией. “Антибольшевизм эмиграции более принципиален и идеен”, эмигранты прекрасно понимали, как была создана и функционирует вся пирамида коммунистической власти, тогда как подсоветские люди, нередко сами бывшие “составной частью этой пирамиды, не могли видеть ее структуру так отчетливо, как это было видно со стороны...
Они редко отрицали систему в целом”39, - так это описывал А. Казанцев. Характерно и упоминание во власовском Пражском Манифесте “прав, завоеванных... в народной революции 1917 года” после “свержения царизма” - это никак не могло выглядеть достижением в глазах правой эмиграции. Показательно осторожное отношение к Манифесту генералов РОВСа: В.В. Бискупского (“он монархист и поэтому ничего сказать не может”) и А.А. фон Лампе (“он обязан доложить сначала о тексте начальнику Союза генералу А.П. Архангельскому”)40. Это была одна из главных причин, почему некоторые старые эмигранты, большей частью монархисты (например, ген. П.Н. Краснов), не признавали "красного генерала" Власова как руководителя всего движения...Все же наличие конкретного врага отодвигало подобные разногласия на второй план - в среде военных. Тем более, что с детства верующими были генералы Ф.И. Трухин, М.А. Меандров и сам Власов, который до революции учился в духовной семинарии (Власов сразу нашел общий язык с митрополитом Анастасием, получив от
него благословение на свою деятельность). Главным препятствием для создания Русской Освободительной Армии были не внутренние разногласия, а запрет Гитлера, который не без оснований опасался, что РОА выйдет из-под немецкого контроля (в этом он оказался прав: самым крупным военным действием РОА стало освобождение Праги в мае 1945 г. - от гитлеровцев).Гитлер согласился на создание РОА лишь в безвыходном положении, когда война была уже в сущности проиграна и когда уже не было русской территории, на которую Движение могло бы опереться. 14 ноября 1944 г. в Праге был провозглашен Комитет Освобождения Народов России (КОНР) со статусом независимого российского правительства. Власов специально выбрал для этого сла- вянскую столицу, куда все съездили на один день специальным поездом. Этот торжественный акт был оформлен в соответствии с международным этикетом: присутствовали дипломатические представители союзных с Германией стран, иностранные корреспонденты. Создание КОНРа было поддержано духовенством Русской Зарубежной Церкви; ее первоиерарх митрополит Анастасий и митрополит Серафим присутствовали на второй церемонии обнародования Манифеста КОНРа (специально для русской эмиграции) 18 ноября в Берлине, где от духовенства выступил о. Александр Киселев (до войны живший в Эстонии и не принадлежавший к Зарубежной Церкви).
В Манифесте говорилось, что “Комитет Освобождения Народов России приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей Родины. Эта помощь является сейчас единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики”. В январе 1945 г. КОНР заключил, за подписью Власова, соглашение с правительством Германии о предоставлении вооружения и снабжения - в форме кредита, который КОНР обязался в будущем выплатить.
Лишь после этого - в январе 1945 г. - началось формирование двух власовских дивизий. Немецкий МИД рассматривал соглашение с КОНРом как внешнеполитический акт, а 28 января 1945 г. вооруженные силы КОНРа (многие продолжали называть их РОА) были объявлены армией союзного с Германией государства. Немецкие представители в русских частях имели лишь консультативные и связные функции. Эта русская армия была в юридическом и военном отношении отделена от Вермахта, она имела на серой немецкой форме (другой пошить было уже невозможно) русские нарукавные знаки, а на шапке кокарду РОА. Значок РОА (белый щиток с синим Андреевским крестом в красном обрамлении) по предложению генерала Малышкина был принят еще в феврале 1943 г. (тогда Розенберг перечеркнул девять первых эскизов с бело-сине-красным флагом, на что Власов сказал: “Я бы так и оставил: русский флаг, перечеркнутый немцами, потому что они его боятся”
41). На штандарте главнокомандующего РОА - изображение Георгия Победоносца. Гимн - "Коль славен наш Господь в Сионе".В частях появились русские священники. “Некоторые из них уже состояли в юрисдикции Зарубежной Церкви, некоторые же... покинули родину, находясь в юрисдикции Московской Патриархии, и не смогли по ряду причин оформить свое новое каноническое положение. На подобного рода вещи тогда не обращалось особого внимания. Часть священников оставалась также в юрисдикции Вселенского патриарха”
42 - так описывает это протопресвитер штаба вооруженных сил КОНРа Дмитрий Константинов (впоследствии клирик Американской юрисдикции). Кроме него, духовным окормлением РОА в разное время руководили о. Александр Киселев из Эстонии и архимандрит Серафим (Иванов) из монастыря в Ладомиро-во43. В торжественном молебствии о даровании победы вооруженным силам КОНРа, кроме митрополитов Анастасия и Серафима, в числе священников участвовали прот. Адриан Рымаренко, о. Георгий Бенигсен44.То есть, и в этот период войны мы видим "сотрудничество с Гитлером" представителей разных православных юрисдикции. Так что не очень понятно, почему тот же самый прот. Георгий Бенигсен, присоединившись после войны к Американской Церкви, будет обвинять Зарубежный Синод в “писании благодарственных адресов Гитлеру, войска которого... убивали на фронте детей "наивных" православных американцев”
45...Тем более естественным было присутствие духовенства в русских частях, созданых военными первой эмиграции еще до появления РОА. В "Русском корпусе", сформированном на Балканах уже летом 1941 г., в числе священников в корпусном журнале "Наши вести" упоминаются о. Владимир Могилев, о. Владимир Ульянцев, прот. Борис Молчанов, прот. Григорий Баранников, иеромонахи Никодим (Нагаев), Антоний (Медведев), Викторин (Лябах), старшими корпусными священниками были прот. Иоанн Гандурин и иеромонах (затем игумен) Никон (Рклицкий) - после войны четверо из них стали архиереями в разных епархиях русского зарубежья
46. В "Русской Национальной Народной армии" (создана в марте 1942 г. под руководством инженера С.Н. Иванова и полковника К.Г. Кромиади) был о. Гермоген Кивачук. Имелось русское духовенство и в частях, созданных ген. Б.А. Хольмстоном-Смысловским (последнее их название:1-я Русская Национальная Армия), а также в казачьих частях генералов-эмигрантов Краснова, Туркула, Шкуро.
К этому следует лишь заметить, что представители Церкви не столько брали на себя духовное водительство военно-политической борьбой против безбожных поработителей Отечества, сколько выполняли свою вечную миссию спасения душ, считаясь с войной как с фактом. Как недавно напомнил архиепископ Серафим (Дулгов), в годы
русско-японской войны именно так повел себя архиепископ Николай (Касаткин) в Японии: он оставался со своей японской православной паствой в стране, воевавшей против России, а ведь японцы были коварным врагом!.. Тем не менее, архиепископ Николай исполнил свой пастырский долг, против чего российской церковной властью не было высказано ни слова упрека; недавно он причислен к лику святых как Московской Патриархией, так и Зарубежной Церковью.Так же и священники РОА и русских эмигрантских частей были со своей паствой там, куда ее позвал патриотический долг, помогая ей быть достойной звания христиан в столь трудном положении. Они совершали требы, принимали исповеди, причащали, отпевали погибших. Приходилось и разъяснять основы Православия бывшим советским военнослужащим (как, например, в школе РОА в Дабендорфе). И снова заметим, что православное духовенство в странах, воевавших против Германии, в том числе остававшиеся в США иерархи Зарубежной Церкви, не осуждали своих собратьев в Германии, полагая, что им на месте
виднее, как поступать.Ведь это политическое движение было шире, чем РОА, оно включало в себя широкие гражданские слои населения. Поэтому многие называют его Русским Освободительным Движением (РОД). Кромиади свидетельств вует: “В то время, за исключением ура-патриотов, принимавших коммунистов за "своих", вся остальная эмиграция относилась к РОА как к своей национальной армии и делила с ней горе и радость”
47. Вероятно, это не преувеличено: так, в Париже, когда 24 июля 1943 г. генерал В.Ф. Малышкин выступал в зале "Ваграм" перед русской эмиграцией как представитель Власова - 6000 эмигрантов устроили ему овацию; его выступление “произвело сильное впечатление даже на демократические круги русской эмиграции, стоявшие в непримиримой оппозиции к немцам”, - писал меньшевик Б. Николаевский, ссылаясь вf восторженное письмо присутствовавшего на собрании либерала В.А. Маклакова: “по отзывам даже тех, кто пришел заряженным против Власова, это произвело впечатление бомбы”48.Такую же картину рисует А. Казанцев: “Самотеком по всем углам небольшой уже тогда Новой Европы создавались группы и общества содействия, собирались средства, пожертвования, крестьяне приносили свои незамысловатые драгоценности, серебряные нательные кресты и обручальные кольца, рабочие - свои скромные сбережения, собранные за годы тяжелого труда. Во все инстанции Комитета приходило ежедневно до трех тысяч писем и телеграмм, с изъявлением готовности принять посильное участие в борьбе”
49.Для сравнения стоит привести цифру тех эмигрантов, которые участвовали в войне на стороне западных демократий. В Европе больше всего русских оказалось во французской армии (было мобилизовано по призывному закону около 3 тысяч) плюс несколько сот добровольцев в "Сопротивлении"
50... Наверное, не намного больше их было и в американской армии.В задачи КОНРа входили также культурные, экономические, социальные - это было своего рода правительство "государства в государстве". КОНРу удалось значительно улучшить положение русских пленных и "остовцев", уравняв их в правах с остальными иностранцами. “За короткое время своего существования КОНР стал партнером, с которым Германия не могла не считаться. Немцы, привыкшие обращаться с миллионными массами русских, как им заблагорассудится, столкнулись с учреждением, которое ограничило их власть. У бесправных и беззащитных русских появился влиятельный защитник, отстаивающий их жизненные интересы”
51, - отмечает Хофман. Причем немало было для этого сделано именно духовенством.Следует, однако, напомнить, что возглавление Зарубежной Церкви во время войны оставалось в Сербии, и, как позже говорил сербский Патриарх Гавриил: “Митрополит Анастасий с великой мудростью и тактом держался при немецкой оккупации, был всегда лояльным к сербам, из-за чего не пользовался доверием немцев и несколько раз подвергался оскорбительным обыскам”
52.Как известно, в конце войны западные демократии отвергли все попытки РОДа объяснить свой союз с немцами. И Власов, и старые эмигранты (П.Н. Краснов) писали коллективные обращения в Лигу Наций, в Международный Красный Крест, королю Георгу VI, архиепископу Кентерберийскому, супруге президента США Рузвельта... Объясняли, что сталинское правительство не имеет полномочий от народа, который постоянно боролся против большевиков (гражданская война, восстания), и РОА продолжает эту
борьбу. Отмечалось, что при коммунистическом режиме были убиты многие миллионы человек; “поэтому -не он должен быть союзником демократий, а РОД”... Одна из попыток установить контакт с западными властями предпринималась через Швейцарию (с помощью митрополита Анастасия и философа Б.П. Вышеславцева).Никто из них не знал, что участь бывших советских граждан была давно предрешена союзными демократическими правительствами. Первые группы русских в немецкой форме были захвачены англо-американцами в Северной Африке и тихо выданы в СССР через Египет и Иран, по устной договоренности, еще в 1943 г. В 1944 г. так же стали поступать с пленными, захваченными в Европе. 11 февраля 1945 г. эта договоренность была зафиксирована в Ялте подписанием секретного соглашения между
демократиями и Сталиным о выдаче в СССР всех советских граждан по состоянию границ на 1 сентября 1939 г., независимо от их согласия. (Генерал де Голль заключил со Сталиным свое "ялтинское соглашение" 29 июня 1945 г.53...)Выдачи были произведены в разное время, но всегда - обманным путем и с большой жестокостью. Освободители Праги (1-я дивизия КОНРа), Власов и его штаб были выданы американцами уже 12 мая: в расположение обезоруженных власовцев были впущены советские танки, которые расстреливали бегущих людей... Казаки 6 семьями были выданы англичанами, с сотнями жертв, В мае-июне. 2-я дивизия КОНРа (уже лишившаяся генералов Трухина, Боярского, Шаповалова, Зверева и др. - они были захвачены чешскими партизанами и частью убиты частью выданы советским органам
) была под командованием Меандрова интернирована и ей предстояла депортация в СССР порциями (из нее спаслась десятая часть)... Выдачи бывших советских граждан происходили во всех странах, в том числе в Скандинавии и в Америке, причем во Франции чекисты получили полную свободу действий и отлавливали беглецов, разъезжая по стране на автобусах. (Лишь маленькое княжество Лихтенштейн отказалось присоединиться к этой всеобщей демократическо-коммунистической расправе над русскими людьми.)Старая эмиграция, не подлежавшая выдаче, приложила огромные усилия по спасению выдаваемых на смерть соотечественников (помогали бежать, укрывали, изготавливали поддельные документы). И в этом заслугу Зарубежной Церкви трудно переоценить. Однако на официальном уровне сделать удалось не так уж много.
В своей книге И. Хофман тоже отмечает: в августе 1945 г. “митрополит Анастасий заявил протест генералу Эйзенхауэру, и это, несомненно, повлияло на решение приостановить выдачи”, но лишь на время. Накануне выдачи в Платтлинге в феврале 1946 г. даже “папа Пий XII, откликнувшись на мольбу Православной Церкви за рубежом о помощи, заявил протест против "репатриации людей помимо их воли и отказа в праве убежища"”. Секретарь Синода “протоиерей граф Граббе и полковник Кромиади по поручению Синода
посетили штаб-квартиру во Франкфурте, тщетно пытаясь добиться отмены приказа. Их отослали к правительству в Вашингтоне, а оно ответило на послание Синода лишь 25 мая 1946 г., когда все уже было кончено”54.Попыток остановить выдачи было Синодом предпринято множество. Бывало, священники с крестами в руках становились перед английскими и американскими солдатами, пытаясь их остановить, вразумить - их нередко сметали с дороги прикладами и резиновыми дубинками...
Митрополит Анастасий в письме американскому главнокомандующему Эйзенхауэру описывает такую выдачу в Кемптене: американцы “нашли всех эмигрантов в церкви, горячо молящихся Богу, дабы Он спас их от депортации... они были силой изгнаны из церкви. Женщин и детей солдаты волокли за волосы и били... Священники всячески старались защитить свою паству, но безуспешно. Одного из них, старого и уважаемого священника, выволокли за бороду. У другого священника изо рта сочилась кровь, после того, как один из солдат, стараясь вырвать из его рук крест, ударил его в лицо
. Солдаты, преследуя людей, ворвались в алтарь. Иконостас, который отделяет алтарь от храма, был сломан в двух местах, престол был перевернут, несколько икон были брошены на землю. Несколько человек было ранено, двое пытались отравиться; одна женщина, пытаясь спасти своего ребенка, бросила его в окно, но мужчина, который на улице подхватил этого ребенка, был ранен пулей в живот...”55.Англичане действовали особенно подло, заверяя, что “выдачи несовместимы с честью Великобритании” - так было в Австрии, в лагере Пеггец близ Лиенца (там остановился Казачий стан генерала Доманова - полувоенное поселение). Сначала всех разоружили (под предлогом "замены вооружения"). Затем 28 мая 1945 г. (якобы "на конференцию") были вывезены и переданы СМЕРШу офицеры. А 1 июня был предпринят штурм лагеря (более половины его составляли женщины и дети) - во время богослужения под открытым небом, под тысячегласое пение "Отче наш"; в молящихся стреляли, кололи? штыками, били священников, перевернули престол... Десятки трупов, окровавленные иконы и хоругви остались на площади... Англичане (в значительной мере состоявшие из говоривших по-русски польских и украинских эмигрантов-евреев, некоторые очевидцы писали о них как о "палестинском корпусе"
56) передали всех СМЕРШу,а в последующие дни вместе со СМЕРШем устроили совместную охоту на беглецов в горах - общее число жертв было не менее 150...
При этом англичане даже перевыполнили Ялтинские обязательства: “Тысячи беженцев, никогда не живших в Советской России, покинувших свою страну в 1919 г. в
качестве союзников англичан и американцев и, соответственно, не имевших отношения к Ялтинским соглашениям, были переданы в Австрии СМЕРШу по договоренности столь секретной, что до сих пор принимаю! самые исключительные меры для сокрытия следов этой операции”57, - пишет живущий в Англии исследователь этой трагедии Н. Толстой (за разглашение правды против него было возбуждено дело, что привело к лишенв его всего имущества по приговору английского суда...).Так, “по ведомостям Казачьего стана, не меньше 689 офицеров Доманова, или около 1430 человек, являлись старыми эмигрантами”; немало их было среди рядовых 1 членов семей. В числе не подлежащих выдаче были
хорошо известные англичанам союзники по первой мировой и гражданской войне генералы Краснов, Шкуро (и гражденный английским орденом Бани), Султан-Гирей Клыч (предводитель кавказцев). “Никак нельзя сказать, что старые эмигранты не старались привлечь внимание к своему статусу. Султан Гирей прибыл в лагерь в Шпит-тале в полной форме царского офицера, генерал Кучук Улагай размахивал... албанским паспортом. В Пеггеце многие показывали майору Дэвису нансеновские паспорта и паспорта различных европейских стран”. Вообще у англичан “могло создаться впечатление, что у казаков заправляют делом исключительно старые эмигранты”58.Однако полученный английским бригадиром Мессоном “устный приказ полностью исключал всякую возможность не выдавать казаков, не являющихся советскими гражданами”. Другой английский офицер свидетельствует: “...мне было приказано сообщить белоэмигрантам в наших лагерях, что им предстоит перевод в другие лагеря русских пленных. Затем мне надлежало погрузить их всех, в том числе женщин и детей, на грузовики, вывезти в советскую зону и передать советским представителям”
59.Многие, зная, что их ожидают мучения и казнь, при выдачах сразу кончали с собой, чтобы избежать вымученного отречения от своих идеалов. Митрополит Анастасий разрешил совершать отпевание таких самоубийц: “Их действия ближе к подвигу святой Пелагии Антиохийской (8 окт.), выбросившейся из высокой башни, чтобы избежать поругания, нежели к преступлению Иуды”
60. На местах особо кровавых выдач Русская Зарубежная Церковь ежегодно проводит панихиды, на которые съезжаются русские люди из разных стран...
* * *
В любой гражданской войне каждая из сторон может привести те или иные весомые аргументы для оправдания своей позиции. Для православного же человека главным критерием в оценке противоборствующих сторон должно быть их отношение к главной Истине - к Богу. Христос заповедал нам, что любовь к Богу и служение Ему должны быть выше любви к родной земле и даже к родителям (Мф. 10:37; 19:29), не говоря уже о правительстве. Даже верность Царю-Помазаннику наш святой и идеолог-государственник преп. Иосиф Волоцкий строго обусловливал тем, служит ли сам Царь Богу или же своим греховным страстям, - призывая не слушаться царя-отступника даже под угрозой смерти.
Именно поэтому в нашей гражданской войне всего XX в. по одну сторону стояли и монархисты-черносотенцы, противившиеся революционерам; и белые воины, выступившие (несмотря на многие недостатки непредрешенческого Белого движения) против интернационалистов-богоборцев; и те русские патриоты 1940-х гг., которые были готовы отдать жизнь за воссоздание православной России в борьбе против ее противников.
Вот только в 1941-1945 гг. противников у России было столь много, что на практике сделать выбор в пользу Истины было очень непросто, учитывая, что гражданская война между белыми и красными в чистом виде уже не шла, а была лишь ее попытка в рамках небывалой по
жестокости внешней войны, значение которой перевесило возможный вариант возобновления гражданской. Если судить по идеологической сути режимов, это была война двух врагов России друг с другом: врага внутреннего (большевизма) и внешнего (нацизма). Однако Сталин быстро сообразил проявить лояльность к русскому патриотизму как к союзнику, враг же внешний тупо проводил на оккупированных территориях антирусскую политику, толкая народ на сближение с коммунистической властью.Таким образом, разделенные линией фронта, разные части нашего народа имели разные возможности действий для борьбы за Россию против разных ее врагов. Поэтому и проблема выбора меньшего зла решалась ими по-разному. Этот сложный нравственный вопрос зависел не только от географического местопребывания, но и от разных личных оценок целого ряда факторов: целей Гитлера, террора Сталина, возможности эволюции коммунистической власти в сторону патриотизма и Церкви, наличия антикоммунистического потенциала в народе, возможности отстройки независимой русской силы...
Даже в советской армии этот вопрос не всеми решался одинаково. Как уже сказано, к лету 1943 г. - еще до создания РОА - на немецкой стороне в виде мелких частей воевало около миллиона бывших советских военнослужащих (тогда как в годы Первой мировой войны из 2,5 миллионов российских пленных лишь 2 тысячи западно-украинских самостийников поддались на посулы и перешли в немецкую армию)
61. Такие цифры трудно объяснить простым предательством. По сути, это было подобие гражданской войны в рамках Второй мировой. И можно себе Представить ее исход, если бы немцы решились на создание русского национального антикоммунистического правительства...Легко судить о прошлом, зная, чем все кончилось. Труднее было принимать решение, когда будущее было неопределенно, а от выбора нельзя было уклониться. Поэтому те обвинители, кто не стоял перед столь сложным выбором, вряд ли имеют право осуждать ту часть эмиграции, которая не уклонилась от участия в помощи своему народу - в той форме, в какой это было возможно в ее положении.
Тем более никто не имеет права осуждать русское зарубежное духовенство, которое не оставило без своего духовного окормления русских людей, сделавших такой выбор. Все они, побежденные, заплатили за это слишком дорогую цену. Как, впрочем, и победители. Вся наша многострадальная страна до сих пор расплачивается за действия тех, кто захватил власть в 1917 г., и их нынешних преемников.
Завершим эту статью последними абзацами из военных глав "Миссии русской эмиграции":
“Вспоминая о том выборе меньшего зла, который стоял перед русским Зарубежьем в начале войны, можно видеть, что в своих надеждах жестоко обманулись обе части эмиграции [ориентировавшиеся на Германию - и на западные демократии]: ни Гитлер, ни демократии не были заинтересованы в свободной России. Гитлер погубил в концлагерях миллионы противников коммунистического режима, а Запад после войны выдал уцелевших на расправу Сталину - тоже миллионы... Обманулись и те - как в эмиграции, так и в СССР - кто надеялся на перерождение коммунистического режима после победы...
Однако годы войны наглядно показали существование в России национально-освободительного потенциала, проявившегося, несмотря на все разрушения и потери. И лишь состояние мира было таково, что этот потенциал не мог реализоваться, - в этом причина спорных и сомнительных сторон явления РОД.
Вторая мировая война стала экстремальной ситуацией, в которой обнажилась духовная суть всех сил, противоборствовавших в расколотом мире: капитализма, коммунизма, фашизма. К осмыслению их сущности мы еще вернемся, но уже сейчас виден главный политический урок тех лет. Они окончательно показали, что ключ к освобождению и возрождению России - только в самой России; что освобождение снаружи - вряд ли возможно, ибо в эгоистическом мире у русского дела нет друзей. А против врагов россияне способны бороться даже при таком режиме.
Послевоенный период характерен тем, что в мире остались только две из этих сил, в конфликте между которыми, грозившем новой мировой войной, предстояло жить и действовать политической эмиграции - помня о полученном уроке” 62.
1990-1994 (добавления 1998 г.)
Краткий вариант статьи ранее опубликован по-русски и по-немецки: Вестник Германской епархии. Мюнхен. 1994. № 5 и № 6; Der Bote der deutschen Diozese der Russichen Orthodoxen Kirche im Ausland. Munchen. 1994. Nr. 5-6; а также в значительном сокращении: Родина. Москва. 1997. № 11.
_____________________