Владимир Махнач
Историко-культурное введение в политологиюЛекция 12
НАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ
Нация
Латинский термин "natio" исходно означал то же самое, что греческий термин "этнос" и русский термин "народ" (русское слово "народ" и выглядит калькой латинского слова "natio"). Именно так - как "народ, этнос" - он воспринимался на протяжении большей части всемирной истории. Однако постепенно термин "нация" претерпел определенную эволюцию в западноевропейской культуре.
В какой-то степени эту эволюцию принимала и марксистская наука, хотя в несколько причудливой форме. Марксистская наука исходила из того, что процесс классообразования на смену "племени" приводит "народность", а "нация" создается только в буржуазном обществе. Однако если бы Карл Маркс смог отправиться на машине времени, скажем, в век XVII и объяснить тогдашним немцам, что они - не нация, обратно в свой XIX век он скорее всего вернулся бы без роскошной бороды. Отечественные историки в 60-ые и особенно в 70-ые гг., стремясь избежать столкновения с марксистской доктриной, вообще не пользовались ни термином "нация", ни термином "народность", предпочитая писать "этнос", ибо "этнос" - термин не доктринальный, и им можно было назвать как то, что является народностью, так и то, что является нацией, с марксистской точки зрения.
На самом деле термин "нация" исторически претерпел более серьезные изменения. Еще в Высоком Средневековье (в готическую эпоху XII-XV вв.) термин "нация" приобрел значение "землячество". Так, например, в весьма знаменитом в Европе Пражском университете времен Яна Гуса официально числилось четыре "нации" (четыре корпорации студентов и преподавателей): чешская, польская, баварская и саксонская. Очевидно, что это не этническая принадлежность, ибо польская нация тогда состояла почти исключительно из немцев - подданных польского короля, и тем самым из четырех наций Пражского университета три были немецкими. Это не единственный пример - четыре нации было в Болонском университете, большее число наций составляло Мальтийский рыцарский орден. В тот период "нация" - почти всегда землячество, которое складывалось довольно легко, потому что как рыцарский орден, так и университет представляли собой весьма замкнутую корпорацию, да и преподавание велось на латыни (языке учености того времени), что тоже способствовало обособлению. Этот этап очень важен для понимания трансформации термина "нация" в западном мышлении, но был и следующий этап.
К концу Средневековья "нацией" начали называть совокупность подданных одного государя и по прямому преемству совокупность граждан одного государства, независимо от того, монархически оно организовано или республикански. В таком случае неудивительно, что в источниках упоминается, например, бургундская нация, ибо Бургундское государство было могущественно и самостоятельно, хотя формально герцог Бургундский являлся вассалом французского короля. Кстати, вассалом французского короля одно время был и английский король как владевший Аквитанией, который ничуть не чувствовал себя униженным, а кончился этот вассалитет плохо (Столетней войной) не для Англия, а для Франции.
Однако нация как совокупность граждан - совсем не то же самое, что этнос. Например, покуда существовало независимое герцогство Бургундское, говорили о бургундской нации и в то же время не говорили о провансальской нации, хотя провансальцы (обитатели современного Юга Франции) до Крестовых походов в Прованс, связанных с Альбигойской антисистемой, были весьма обособлены и говорили на провансальском языке, а бургундцы говорили по-французски.
В литературе часто можно встретить утверждение о процессе превращения феодального государства в государство национальное, который начался задолго до формирования основных буржуазных государств. В связи с этим возможен и другой подход, особенно актуальный на Западе в последние годы: проблема будет сужена и будет касаться распада империй как "феодального наследия" и повсеместного образования национальных государств. При таком подходе Бургундия как феодальное государство обреченно проигрывало состязание с Францией потому, что Франция становилась национальным государством. Но данный вывод обусловлен лишь тем, что Бургундии не стало, а Франция существует. Аналогично о швейцарской нации, состоящей из четырех этносов, заговорили только потому, что Швейцария сохранила свое единство, защитившись от Бургундии. Это позволяет утверждать: сумей Бургундия защитить себя, в XX в. пришлось бы писать, что в процессе образования национального государства бургундцы с успехом отразили интернациональную агрессию французов, швейцарцев, гасконцев и аквитанцев! Т.е. имеет место некая историческая аберрация, зиждящаяся на конечном результате, а этнические процессы здесь ни при чем.
Постепенно термин "нация" приобретал значение "совокупность граждан". Наиболее последовательно этого, несмотря на все невзгоды и неурядицы, добивалась, конечно же, Франция. Французская республика, объявив себя единой и неделимой, а свое население поголовно французами, получила массу конкретных неприятностей, тем не менее в конце концов жители Франции действительно начали ощущать себя французами. В настоящий момент французами, т.е. лицами, принадлежащими к французской нации, считают себя и бретонцы (этнически - кельты), и гасконцы (этнически - баски), и французские евреи (которые могут быть весьма различны между собой, ибо одни из них - ашкенази, а другие - сефарды), и давно связанные с Францией, ставшие преданными французами еще в XIX в. потомки марокканцев (берберского происхождения).
Это не означает преодоленности во Франции нормальных процессов этногенеза. В этнологии Гумилева существует понятие "ксения" (по-гречески, "чужой, посторонний") - группа иноэтничного происхождения, сохраняющая дружелюбную обособленность и вписавшаяся в этнос на положении субэтноса. "Ксении" - не привилегия французов. Так происходит в самых различных странах в самые различные эпохи.
Во Франции еще до объявления всех граждан французами, на первом этапе Столетней войны знаменитейшим героем был рыцарь Бертран Дюгеклен. Он не только совершал невероятные подвиги, защищая французского короля, но и сформировал из простонародья патриотическое ополчение "молотобойцев". Дюгеклен создал также прецедент - он был назначен коннетаблем, т.е. главнокомандующим войсками Франции, хотя по происхождению был худородным дворянином, а до него коннетаблями бывали только принцы крови. Но когда у французского короля возникли неприятности в Бретани, и он предложил коннетаблю навести там порядок, Дюгеклен наотрез отказался, вручил королю золотую шпагу коннетабля, повернулся и уехал, потому как был бретонцем. За ним погнались, и вовсе не за тем, чтобы наказать, а чтобы уговорить вернуться - он не вернулся. А величайшей героиней второго этапа Столетней войны была Жанна д`Арк - немка из Лотарингии, которая всю свою недолгую жизнь плохо говорила по-французски, но считала своим долгом защищать любимого короля.
Кстати, субэтносы "ксении" обычно образуют очень древние реликтовые этносы. И гасконцы, и бретонцы (т.е. и баски, и кельты) были намного старше французов. Однако и это не всегда так - существовал же в Российский империи, к сожалению, революцией и событиями Второй мировой войны полностью ликвидированный субэтнос русских немцев! Они сами считали себя немцами, и тем не менее были субэтносом в составе русского народа, ибо никто из них не сомневался в своем долге воевать на стороне России в случае войны с Германией.
Таким образом, с позиции этнологии картина выглядит несколько иначе, нежели с позиции современной западноевропейской теории нации. Но именно такая позиция позволяет Западу поддерживать сегодня турок, ведущих почти неприкрытый геноцид курдов, бесхитростно заявляя, что курды - может быть, и этнос, но ни в коем случае не нация, а следовательно, не имеют права на создание собственного курдистанского государства. Одновременно Запад заявляет, что в Боснии и Герцеговине сербы воюют с мусульманами. И хотя очень трудно представить себе этнос или нацию с названием "мусульмане", вся пресса - и западная, и наша - формулируют именно так. На самом деле в Боснии и Герцеговине мусульмане - это омусульманенные сербы, а большинство хорватов - окатоличенные сербы, плюс небольшое количество хорватов, переселившихся туда во времена непродолжительного владычества Австро-Венгрии. Данная позиция более или менее удобна Западу, но удобна она до определенного предела и только в рамках локальной западноевропейской политики. Скажем, на тех же Балканах существует де-факто государство Македония (бывшая республика в составе Югославии), однако де-юре Греция его никогда не признает, ибо часть его находится в Греции в виде греческой области Македония. С другой стороны, македонцы - действительно не сербы. И тем не менее ни нации, ни этноса с названием "македонцы" нет, потому что этнически нынешние македонцы - болгары.
Следует подчеркнуть, что представление о нации как о совокупности граждан может быть адекватным, только когда нация складывается длительное время в довольно благополучных условиях единого государство. Такое представление было выработано не менее чем полутысячелетней традицией западноевропейской культурной истории, о чем свидетельствует пример швейцарцев, французов, испанцев, итальянцев (в Италии есть область Фриули, населенная этносом фриулов, которых итальянцы признают обособленными и вместе с тем составляющими часть итальянской нации). Это не означает образование химеры, так как вместе с утверждением, что нация - не этнос, а совокупность граждан, признается, что нация может быть полиэтнична. Но тогда нация - не этнос, а суперэтнос, состоящий из этносов, и химеры не образует. Более того, развитие государства-нации по французскому пути, т.е. по пути национального государства ("nation state" - международный универсальный термин), приводит к усложнению системы, как впрочем и готовность империи признать нациями входящие в нее этносы. Французам угодно полагать себя единой нацией, но те же бретонцы в некотором смысле продолжают существовать, и даже с конца XIX в. началось бурное увлечение кельтским прошлым, возникли кружки по изучению бретонского языка. Это нисколько не разрушает национальное единство Французской республики, а лишь усложняет систему.
Однако есть одна серьезная оговорка: представление о нации как о совокупности граждан за пределами Запада не действует.
Показателен в этом смысле пример Индии, граждане которой говорят на языках трех больших самостоятельных языковых групп. Ситуация в Индии была настолько противоречива до расчленения Индии на Индию и Пакистан из-за известного противоборства индусов с мусульманами, что с ней не смог справиться и великий Ганди. Но даже сейчас, когда основные мусульманские области уже не одно десятилетие отделены от Индостана государственными границами Пакистана и Бангладеш, Индия являет наисложнейшую этническую картину. И в этих условиях виднейшие деятели новой индийской истории (принадлежавшие клану Ганди) попытались решить внутренние проблемы и преодолеть разногласия, декларировав создание единого национального государства Индия. Они все были деятелями незаурядными и оставили след в мировой истории. Однако то, что удается империям, на пути национального государства оказалось недостижимым. Все усилия партии Индийский национальный конгресс приводят лишь к образованию новых и новых сепаратистских, в т.ч. и террористических, групп. В Индии, как известно, два официальных государственных языка - английский и хинди, что отнюдь не является наследием "проклятого колониального прошлого". Просто бенгалец или сикх разговаривать на хинди не желают и при невозможности говорить на родном языке предпочитают общаться по-английски. Таким путем единую индийскую нацию создать вряд ли удастся!
Итак, модель "nation state" в Азии не работает. Там понятие "нация" синонимично понятию "этнос". Насколько удастся процесс образования наций в западном смысле слова в Африке, судить преждевременно. Сепаратизм на этнической почве уже приводил на нашей памяти к вооруженным конфликтам в Бельгийском Конго (Заире) и в Нигерии, т.е. в крупнейших и богатейших державах Черной Африки.
Что же касается России, то мы часто слышим утверждение: "Русские к настоящему моменту еще не составляют нации". Однако за ним стоит западная точка зрения, а она-то как раз для России не годится! Национальное единство россиян вряд ли возможно. А национальное единство россиян в границах Российской Федерации невозможно вообще, по двум причинам. Во-первых, согласиться на него для русских, значит - признать, что они образуют одну нацию с 15 % нерусских в Российской Федерации (хотя на это, возможно, многие бы и согласились). Во-вторых, это значит - автоматически признать нерусскими тех русских, которые живут в сопредельных государствах. Но на это не согласится никто, ибо утрата внутриэтнической солидарности приводит к распаду этноса, а этнос не распадается на части, он может обратиться лишь в пыль.
Национализм
Независимо от того, мыслится ли нация в категории гражданского единства или в категории единства этнического, в политической и социальной практике имеет место такое явление, как национализм.
На протяжении весьма длительного советского периода термин "национализм" считался если не страшным уголовным преступлением, то по крайней мере ругательством (обычно употреблялось словосочетание "буржуазный национализм"), и даже еще в начале Перестройки раздавались голоса против развития националистических тенденций. Игра слов с корнем "нация" доходила до того, что один из образованнейших людей нашей эпохи академик Д.С.Лихачев как-то раз заявил: "Я за национальные, но против националистических тенденций в культуре". Однако если с определением "националистический" связано существительное "националист", то с определением "национальный", видимо, должно быть связано существительное "национал", а такого слова в русском языке нет, есть одно - "националист".
В IV Государственной думе (1912-1917 гг.) крупнейшей партией, имевшей 120 депутатских мест, была Партия русских националистов - партия, достаточно либеральная и, как правило, блокирующаяся с другой либеральной партией - Партией октябристов ("Союз 17 октября").
В западноевропейской терминологии XX в. термин "национализм" обычно безоценочный. А по тому, как американцы и англичане освещали историю борьбы 20-ых - 40-ых гг. в Китае, видно, что их симпатии были на стороне китайских националистов, т.е. сторонников Чан Кайши (партии Гоминьдан), которые боролись с коммунистической угрозой, но проиграли.
Так что же на самом деле означает термин "национализм" и кто такой "националист"? Как ни воспринимай слово "нация" (как этнос или как гражданское единство), националист - тот, кто прежде всего интересуется делами собственными народа, а делами другого народа иногда и не возражает заниматься, но уж по крайней мере во вторую очередь. Заметим, что это нормальная этническая позиция. Здесь уместно вспомнить шутку об отношении к дочери, кузине и соседке: "Я люблю свою дочь больше, чем свою кузину, а кузину - больше, чем соседку. Однако из этого, честное слово, не вытекает, что я ненавижу свою соседку". Интересно, что эта шутка английская, а англичане, вероятно, - самая националистическая нация на Западе (английских националистов никогда не было именно потому, что все англичане без исключения - националисты).
Существует и следующая фаза национализма - национализм агрессивный, основывающийся на неприязненном отношении к другому народу или группе народов. Но он иначе называется - "шовинизм". Он возникает в XIX в. и своим названием обязан французскому капитану Шовену (Chauvin), жившему более 100 лет назад. В программных документах КПСС повторялся один и тот же нелепый тезис: "нетерпимость к буржуазному национализму и шовинизму". При этом ни в одном энциклопедическом словаре советского времени не объяснялась разница между национализмом и шовинизмом, дабы ни у кого не возникло вопроса: если между ними есть разница, то, может быть, один приличный, а другой нет? Не случайно также многие составляющие западноевропейских национализмов трактовались у нас искаженно. Например, немецкая националистическая песня "Deutschland uber alles" ("Германия превыше всего") была написана еще в XIX в., когда немцы, тогда разобщенные на множество мелких государств, стремились к созданию единого Германского государства. Трактуется она у нас неверно. Смысл этого стиха лишь в том, что Германия для немца превыше всего, а все остальное потом, но вовсе не в том, что Германия на земном шаре превыше остальных государств.
Есть еще более агрессивная и негативная форма национализма - "нацизм". Нацизм включает в себя уже не только неприязненное отношение к другим нациям, он опирается на идею национального превосходства. Нацизм может проявляться и в такой форме, как неприязненное отношение к чужому национализму, в то время как себе национализм позволителен.
К нацизму и шовинизму мы имеем право относиться негативно и квалифицировать их как формы людоедские, однако национализм так квалифицировать не удастся.
Но в XIX в. появляется и аномалия противоположного направления - "космополитизм", который опирается на идею неизбежности исчезновения национальных отличий. Космополитизм К.Н.Леонтьевым был назван "ядом всесмешения". Впрочем, достаточно вспомнить его основное правило: "Всякое упрощение есть деградация". Вряд ли возможно исчезновение национального лица всех народов на Земле, но случись такое, это было бы ужасно - образовалась бы совершенно неструктурированная масса, система упростилась бы до предела, и люди едва ли смогли бы в ней жить.
Наряду с космополитизмом, часто употребляется понятие "интернационализм", но ни в одном справочнике не проведена четкая граница между этими понятиями. Тем не менее "пролетарский интернационализм" в нашей стране декларировал отмирание национальных различий в отдаленном будущем. Т.е. в его основе лежит та же идея, что и в основе космополитизма, следовательно, это явление негативное. Допустимый интернационализм можно квалифицировать как сумму дружелюбных национализмов (впрочем, такова и формула империи).
Что же такое "фашизм" и чем он отличается от "нацизма"? Слово "фашизм" происходит от латинского "fascio" - "пучок прутьев". Римские ликторы, сопровождающие консулов или преторов (римских магистратов), в качестве знака их власти носили пучок прутьев или розог на плече в черте города, а за чертой города в этот пучок вкладывали топорик. Сам термин "фашизм" ничего зловредного не означает и переводится с итальянского, как "единство". Кстати, в русском языке этот корень живет самостоятельно и с фашизмом никак не связан - при продвижении машин на поле боя большие пучки прутьев сваливаются во рвы и называются "фашинами", а лесные дороги чинят "фашинником".
Многие находят некую идеологическую предысторию фашизма, хотя и очень смутную, в выступлениях отдельных публицистов первых лет XX в. Однако в тот момент почва для фашизма еще не была готова. В начале XX в. существовали две тенденции разрушения традиционной государственности и традиционной общественности: безудержный радикал-либерализм и социал-анархизм. Безудержный радикал-либерализм, декларировавший всеобщее гражданство, всеобщее избирательное право и неограниченность функционирования рыночной экономики, обычно связывают с англосаксами (англичанами и американцами). Но за исключением фритредерства, т.е. неограниченной свободы торговли, другие свои теоретические разработки англичане, будучи традиционалистами, вовсе не торопились у себя вводить. А к уравнительному коллективизму призывали двигаться социалисты различных мастей и анархисты.
Первая мировая война превратила эти тенденции в реальность. Россия и Австро-Венгрия были разрушены и расчленены. В Турции и Германии было разрушено государство, хотя эти страны не подверглись расчленению (Турция потеряла нетурецкие территории, и то не все). Одновременно образовались многие малые государства, некоторые - достаточно искусственно. Для очень и очень многих западноевропейцев рухнул мир, причем мир довольно уютный, мир высокой культуры и цивилизации XIX в. Именно под впечатлением этого разрушения Шпенглер заканчивал свой "Закат Европы".
И тогда появляются сначала первые фашистские теоретические и публицистические работы, а затем и первые фашистские движения. Первыми теоретиками фашизма стали итальянец Б.Кроче и испанец маркиз Х.А.Примо де Ривера. Фашизм на уровне ранних разработок представлял собой как идею, так и практику инициативного силового народного движения с целью воссоздания традиционной общественности и государственности. Фашизм того времени - это прежде всего корпоративизм.
Следует отметить, что мир, созданный в рамках христианских культур Запада и Востока, был весьма корпоративен. Помимо сословий, которые сами по себе являются корпорациями, существовали и многие другие корпорации: ремесленные цехи и купеческие гильдии, университетские корпорации и корпорации школьные, монашеские ордена, как рыцарские, так и чисто монашеские, да и сам отдельный монастырь - это корпорация. Впоследствии были известны многочисленные корпорации, объединяющие творческих деятелей. Между прочим, профессиональные союзы - тоже корпорации.
Корпорации были сильны на Западе еще в Позднем Средневековье, а в XVIII в. начался процесс их ослабления, который шел по нарастающей, и в начале XX в. корпорации были уже значительно ослаблены и даже частично разрушены. Еще задолго до Первой мировой войны были разрушены сословия, по сути дела их как действующих официальных категорий не осталось. В итоге, мир начала XX в. обнаружил, что традиционное общество разрушено и превращается в бедствующую аморфную массу, причем бедствующую во многом потому, что общество перестало быть по-настоящему структурировано.
В настоящее время мир ощущает опасную неструктурированность социума и стремится к восстановлению корпораций в том или ином виде, а еще в 60-ых гг. термин "корпоративизм" у нас прочно ассоциировался с фашизмом, поэтому его избегали. Ныне им свободно пользуются в США, где имеет место мощная тенденция усложнения системы - "коммунитаризм", последователи коего есть и в других странах Запада. Коммунитаризм - это фактически муниципализм. Суть коммунитаризма в развитии коммун, местного самоуправления, местной жизни, замкнутой на сообщество небольшого городка или сектора, района большого города. Кстати, коммунитаризм - тоже корпоративизм.
Между мировыми войнами восстановление корпораций и корпоративного уклада происходило везде, где фашистские движения достигали определенных результатов. Например, в Испании при Франко был восстановлен традиционный парламент (кортесы) как корпоративное представительство. Иными словами, в кортесах заседали не представители абстрактно-статистических жителей, а представители социальных корпораций и муниципалитетов. Такая форма парламентаризма имеет больше шансов на то, что избиратели будут избирать лицо, а не политическую программу, что между избирателем и избираемым сохранятся неформальные отношения, поэтому в данном случае корпоративизм демократичен, ибо отстаивает демократию от превращения ее в охлократию.
Конечно, фашизм не исключал силовые методы борьбы, однако после Первой мировой войны и цепи революций к силовым методам привыкли все. Тем не менее в самой идее первоначального фашизма не было места фашистскому государству. Фашизм существовал только как движение, единственная цель которого - восстановить то, что было раньше, т.е. провести определенную социальную реставрацию. В этой связи образование фашистских государств (а таковые образовались) есть измена первоначальному фашизму. Насколько это были жесткие государства и насколько правомочно сближение понятий "фашизм" и "нацизм"?
Нацистских тенденций за Пиренеями - в Испании и Португалии - не было вообще. В этих двух благополучно переживших войну и существовавших после государствах (в одном случае - монархии, другом - республике) имел место восстановительный период, временная диктаторская власть, но никакого нацизма не было.
В догитлеровской Австрии господствующим было фашистское движение, и вплоть до Аншлюса там торжествовал достаточно жесткий консерватизм при полном отсутствии какой бы то ни было нацистской составляющей. Например, в Австрии можно было основать частную школу, причем не только католическую (что было бы естественно, потому как Австрия по большинству населения - католическая страна), но и протестантскую, православную или иудейскую (мусульман в Австрии не было). Государство, а точнее, общество руками государства не позволило бы основать лишь внеконфессиональную (атеистическую) частную школу. Это - консерватизм, но все же весьма терпимый, для всех оставляющий свое место. Но Австрия была разрушена, и разрушена она была гитлеровцами. Иными словами, германский нацизм уничтожил австрийский фашизм.
Элементы нацистского мировоззрения заметны в муссолиниевской Италии, хотя это - результат сближения с Германией и сильного ее влияния.
А саму Германию, хотя в ней все начиналось в 20-ые гг. с фашистского движения, и вообще нельзя считать фашистской страной, а правильнее считать нацистской, ибо доктринально Германия исходила из идеи национального превосходства, сопрягающейся с идеей расово неполноценных народов. Она стремилась достичь всеевропейского господства и не столько основать империю, сколько выкачивать жизненные блага из сопредельных государств. Кроме того, Германия совсем не стремилась к воссозданию традиционной германской общественности и государственности и тем самым не соответствовала необходимому начальному условию фашизма.
Вряд ли стоит защищать в наше время фашизм, но понять, на каких основаниях он возник, стоит. Во всяком случае фашизм - достаточно симпатичное социальное явление, если вспомнить коллизию австрийцев 20-ых гг. и даже франкистского Движения фалангистов, спасавшего Испанию от республиканского правительства с его ЧК (именно так по-испански и называлась их карательная структура - "Чека"). Куда серьезнее параллели у австрийцев 20-ых гг. и испанских фалангистов не с германскими нацистами, а с отрядами "молотобойцев" Бертрана Дюгеклена и с демократическим движением Второго земского ополчения Минина и Пожарского. Последние тоже были народными (при отсутствии государственности) силовыми движениями во имя восстановления традиционной общественности и государственности, что, кстати, к 1613 г. в России и было достигнуто.
В нашей литературе царит дикая путаница: мы путаем понятия "фашизм" и "нацизм", а это - примерно то же самое, что путать советский коммунизм с британским лейборизмом на том основании, что и те, и другие социалисты. Но различать эти понятия очень важно, потому что, тотально отрицая фашизм, мы рискуем негативно отнестись к его главной составляющей - корпоративному движению. А восстановление корпораций в той или иной форме - насущная задача не только современных западноевропейцев, у нас эта задача обострена до предела. Мы не можем без восстановления социальных структур надеяться на создание гражданского общества.