К 65 - летию Орловско-Курской битвы и образования Орловского-Свердловского-Екатеринбургского суворовского военного училища

В июле-августе 2008 г. Россия отмечает 65-летие Орловско-Курской битве 12 июля - 18 августа - 23 августа 1943 г., имеющей ключевое значение в разгроме лучшей европейской армии, созданной и воспитанной фашистами для завоевания Европы и России. Память об этом кровавом событии постепенно уходит во всё более далекое прошлое. Все меньше остается в живых людей, переживших это ужасное время. Уходят из жизни воины, сражавшиеся с неприятелем, объявившим себя непобедимым и доказавшим это в войне с европейскими странами, не захотевшими расстаться со своим жизненным комфортом из-за немецкой оккупации. Только русский народ не покинул поля боя и не признал факт оккупации своей территории за признание поражения и капитуляции. Нам Победа досталась дорогой жертвенной ценой. А благополучная Европа сохранила свои территории, людей и богатство.

На торжественных мероприятиях будет предостаточно речей и воспоминаний о славной победе. Это привычно, понятно и естественно. Пусть же личные воспоминания маленького человека, в жизни которого это событие предрешило дальнейшую судьбу, дополнят признательность всех суворовцев российским воинам, отстоявшим свободу Родины.

Сейчас, когда мне 78 лет, моя оценка Орловско-Курской битвы находится под влиянием устоявшихся стереотипов: политики, историки, военные аналитики, писатели, общественные и культурные деятели окрашивают эту величайшую человеческую трагедию разными красками из своей профессиональной палитры. Каждое государство, вовлеченное в эту самую агрессивную и античеловеческую войну в истории человечества, имеет собственную оценку, как правило, являющуюся ни чем иным, как апологетикой своей политики. Но существует ещё неписаная оценка российских народов военного времени и событий тех лет.

У русского народа, воевавшего на своей выжженной и разграбленной земле и не убежавшего с поля боя, своя правда о войне. И складывается она из пережитого в каждой семье. А если бы меня, 13-летнего мальчишку спросили в августе 1943 года об Орловско-Курской битве, то я бы, скорее всего, и сказать ничего не смог. Тогда было всем страшно, плохо и все терпели. Теперь же можно изложить личные впечатления далеко не самые драматичные по сравнению с судьбами других суворовцев.

Итак, я живу в 1943 году в прифронтовом городе Ельце Орловской области с мамой и сестрой в маленьком, кое-как сбитом домике, который служил прежнему хозяину временным жильём для строительства капитального дома. Отец, вернувшись с Финской войны, купил в 1940 году с помощью родственников этот фактически сарай с маленьким клочком земли, чтобы обосноваться в Ельце. Планы рухнули, пришлось снова идти на войну. Мама день и ночь работает санитаркой в военном госпитале, и мы редко видим её. Мудрая мама, чтобы мы не втянулись в какие-нибудь нехорошие истории, придумывала нам бытовые задания, поручала охранять дом от лихих людей и наказывала не покидать дом без надобности. Голова была забита одним - как утолить постоянный голод и чем истопить печку. Топливо ежедневно добывалось в низкорослом кустарнике по берегам ручья Ельчик в виде сухих веток. Пропитание добывалось на полях, в соседских садах и огородах к неудовольствию их владельцев. В холодном ручье с каменистым дном водились рыбки гольцы, которых надо вылавливать из-под камней двумя руками. Огонь добывался с помощью кремниевого камня, кресала из старого напильника и трута из керосинового фитиля. Так проходила мальчишеская жизнь, а взрослые воевали и продолжали жить и надеяться. Весной в одном из писем отец писал о знаменитых "курских" соловьях, не дающих спать всю ночь. Случайно я забрел на безлюдное городское кладбище, которое буквально кишело поющими соловьями. Образовалась какая-то связующая ниточка с нашей тыловой жизнью и фронтовой жизнью отца. Она на момент согрела душу.

Лето было жарким. В конце июля западные ветры принесли в Елец пыль, дым, запах сгоревшего пороха. Солнце просвечивало как через туман и время от времени меркло. В воздухе стояла какая-то напряженная и застывшая тишина. Иногда доносилось уханье и приглушенные раскаты грома, как при отдаленной грозе. Земля не то, что дрожала, а был какой-то стон. Чувствовалось, что происходит что-то грозное и гигантское. Мама рассказывала о тяжелейших боях и потоке раненых.

В первых числах августа через калитку вошёл военный, который назвался сослуживцем отца и поведал, что утром 2 августа он скончался от ран. Мы были в ужасе и не знали, как сказать маме, обещавшей вечером быть дома. Командированный в Елец красноармеец пришёл на другой день и сбивчиво поведал краткую историю. Отец был корректировщиком артиллерийского огня, получил тяжелейшие ранения обеих ног и скончался от потери крови, так как не было возможности отправить его в госпиталь. Похоронили его на окраине сада в деревне Ждановка. Посланец передал маме письмо от командира лейтенанта Каева о смерти её мужа и своего друга. Огромное спасибо ему за то, что он нашёл время в этой кровавой бойне написать это письмо.

Мы были все придавлены и оглушены внезапным горем. Первым порывом мамы было желание поехать к месту гибели и броситься к его могиле. Я отговорил её от этой затеи, приведя доводы, что мы не найдём место, не доедем втроем, а одну её мы не отпустим, и мы ничего не изменим. Тогда мамы признала мои доводы как мужчины в семье и с тех пор я всегда ощущаю на себе ответственность за решения, которые приходиться принимать. Потом возникло необъяснимое чувство вины за день 2 августа, когда я испытал- смутную тревогу и не мог понять её причину.

В этот день с утра я был у своего друга, жившего на той же улице. С утра всё не ладилось и валилось из рук. Мы разожгли костёр и начали жарить на чугунной сковороде кабачки на свечном стеарине из немецких осветительных плошек. Блюдо вполне съедобное, если успеешь проглотить горячим. В противном случае стеарин свяжет зубы и забьёт рот. Всё горело и ничего не получилось. Пошли в сад за яблоками и грушами. Яблоки незрелые, а груши висят слишком высоко. Пришлось сбивать их из рогатки. Мы их сами делали из резины от противогазов. А одну, самую крупную, красивую и высоко растущую грушу я, отличный стрелок, не мог сбить. Был потрачен весь запас круглых камешков, пистолетных пуль, а груша бьла невредимой. А я её был должен сбить! И не сбил и ушёл в тревожном смятении от недоделанного и важного. Настроение упало окончательно, охватило какое-то уныние, тревога, беспокойство и предчувствие беды. Пришёл домой, а дома всё как обычно. Сестра ворчит: "Где ты вечно шляешься и вечно тебя дома нет". Только после я понял, что это бьла какая-то неизвестная мне тогда основанная на любви духовная связь моего состояния 2 августа и смертью отца. Вероятно, он думал о нас, и его мысли резонансом отражались на моём состоянии.

Уже став взрослым и поняв кое-что в жизни, я преисполнился чувством благодарности к моему отцу за то, что он пожертвовал своей жизнью за Родину и мою судьбу.

Далее события развивались очень быстро. Осенью я оказался среди других мальчишек с одинаковой судьбой в числе воспитанников Орловского Суворовского училища. В ужасное время Родина не бросила своих военных сирот и взяла заботу о них на себя. Суворовцы отплатили добром и совершили много хороших дел для своей Родины.

В эти дни памяти об Орловско-Курской битве все мы, суворовцы воздаём славу оставшимся в живых воинам и желаем им ещё долгих лет жизни. Павшие не могут воспользоваться плодами славы. Им нужна вечная память в сознании и памяти народа.

Дьячков Александр Владимирович - выпускник Свердловского (Орловского) Суворовского военного училища 1948 года